Незаметно, в пандемических тревожных размышлениях, мы приближаемся к дате нового республиканского праздника – Дня Республики.
Последние годы по Калмыкии активно бродит призрак, призрак возможной ликвидации Республики Калмыкия. Это ощущалось мною при общении как с простыми тружениками, так и с людьми на верхних ступенях социальной лестницы в регионе. Все чаще опасения прямо высказываются или подспудно подразумеваются в различных статьях, в соцсетях, иногда в публичных выступлениях.
Что же происходит? Почему калмыцкая общественность так озабочена этим вопросом? Что формирует пессимистический взгляд на судьбу нашей республики, нашей Хальмг Тангч?
Как мне представляется, срабатывает глубинный инстинкт народа, понимание тупика, в котором мы, калмыки, оказались в XXI веке.
Одна из основных причин тупика – несомненная слабость республиканского государственного механизма, сложившаяся в результате длительного и, как оказалось по последствиям, токсичного управления власть предержащими. Речь идет и о последних, постсоветских временах – «лихих» девяностых, «тучных» нулевых, и о годах застоя, уже достаточно далеких от нас.
Классики, уже подзабываемые или забываемые преднамеренно, говорят о том, что история часто развивается по спирали, имея в виду эффект повторяемости. Правда, не всегда изначально бывает трагедия, а впоследствии – фарс.
Более ста лет назад на Юге России, в том числе в калмыцких степях, прошла самая жестокая, лютая война – гражданская, определился вектор развития России и, в общем-то, всего мира. Наши земляки не остались в стороне. Подтвердили на деле известную парадигму: лучше прожить мало орлом, но питаясь живой кровью, чем долго – вороном, но питаясь мертвечиной. Cочно и ярко, калмыцкой сказкой, ее вложил в уста Емельяна Пугачева Александр Пушкин.
Так получилось, что в студенческие времена я взялся написать дипломную работу об автономии, ее становлении в Калмыкии. Пришлось засесть в Центральном государственном архиве Октябрьской революции и высших органов власти, читать архивные документы, газеты, изучать книги исследователей того легендарного времени. Передо мной выпукло, как бы наяву, предстали фигуры тех, чьи имена носили улицы, библиотеки, предприятия. Многое узнал и о тех, кто тоже активно участвовал в событиях того периода, на другой стороне, кто потом начал свой – оплаканный горючими слезами и эмигрантской тоской – бег… Встречал и фамилии своих яшкульских земляков. С их потомками я играл в футбол, ходил в “красную школу”, которая оказалась бывшим домом одного из основателей поселения Яшкуль, купца Стороженко, сгинувшего в те непростые и опасные времена.
Историю действительно пишут победители, со своими предпочтениями и пристрастиями. Поэтому, когда в стране началась перестройка с ее гласностью и на нас обрушились буквально реки информации, я был готов к ее неоднозначности и эмоциональности. Оказалось, обидные для меня в годы студенчества слова моего научного руководителя, профессора Чистякова О.И. о том, что калмыки в большинстве своем были против Советской власти, имели, хотя и спорные, основания. Навсегда остались в памяти и слова ровесницы, побывавшей в начале девяностых в США, о том, что там старейшие калмыки-донцы, эмигранты первой волны, до последних своих дней помнили некоторые известные фамилии наших “комиссаров в пыльных шлемах”, далеко не в положительных коннотациях.
Но история сложилась так, как сложилась.
К лету 20-го года, как свидетельствуют архивные источники, в Москве, в ЦК партии большевиков, было сформировано решение – калмыцкой автономии быть, существовать.
И 5 июля 1920 года в поселке Чилгир была обнародована Декларация прав трудового калмыцкого народа. Речь в ней шла не о государстве, а об автономной национально-территориальной единице (автономной области) калмыков и …славян (русских, украинцев), наших местных, тех, чьи предки постепенно, шаг за шагом, уходили в степь, привыкая к пыльным ветрам, зною, к баранине и калмыцкому чаю.
Была проявлена не только политическая воля, приняли и документ о земельном быте калмыцкого народа, в котором учитывалось своеобразие хозяйственной жизни кочевников.
Какие же радостные эмоции владели нашими земляками! Они же тогда полагали, что беспрерывная цепь страданий наконец-то разрублена, что произойдет долгожданное воссоединение калмыцкого народа. Нужно видеть, как дышат радостью строки телеграмм, документов, направленных из различных мест, где они проживали: от Урала до Волги, с Дона и Хопра, с самой Калмыцкой степи бывшей Астраханской губернии…
Прошел век. Позади большие потрясения: переломные двадцатые, неоднозначные тридцатые, Великая война, высылка, перестройка, крупнейшая геополитическая катастрофа, когда распался Советский Союз. Маленький “осколок Азии” в Европе, пройдя через юридическую ликвидацию, сумел возродиться, сумел выжить в этом бушующем потоке истории. Но потери, наверное, лучшей части народа, психологические травмы, оставшиеся в подсознании у выживших, сказались на нас с вами. Сил, потенциала, основы для развития – если и было, то совсем мало, совсем ничего, за счет фундамента, созданного до войны трудом, потом наших дедов и бабушек.
Большинство вспоминает как “золотой век” годы правления Б. Б. Городовикова, когда республика после восстановления росла, развивалась. Действительно, за 12 лет была воссоздана полнокровная автономная советская социалистическая республика, с развивающимся сельским хозяйством, хорошеющей столицей Элистой, с молодой сменой, детьми калмыцкого и некалмыцкого “бэби бума” (1960-х, 1970-х годов рождения). Как и во всем, что создается в труде, были и ошибки, часть их была исправлена. А не исправленные сыграли впоследствии свою негативную роль.
С годами все больше и больше убеждаюсь в том, что негативный сценарий развития республики, судя по всему, начался в середине 1970-х годов. Именно в тот период, когда, казалось, все было спокойно, хорошо. Внешне, для простого народа, движения внутри республиканского государственно-партийного аппарата были незаметными. Но через несколько лет они привели к смещению Басана Бадьминовича. Это противоречило всей успешной логике развития республики. Все-таки он заслуживал в конце государственной карьеры и Золотой Звезды Героя Социалистического Труда, и учета его мнения при выборе преемника.
Сопоставив и проанализировав все последовавшие события, пришел к выводу: интрига была осуществлена в лучших византийских традициях. В итоге Калмыкия потеряла сильного руководителя, патриота и государственника. А в общественном мнении крайними сделали тех, кто выступил против него, несколько известных в республике человек, подписавших письмо в ЦК. Им и достались моральные 30 сребреников. Хотя мне рассказывали: на партконференции, на которой Басан Бадьминович официально лишился должности первого секретаря обкома партии, против было лишь несколько человек. Такова была система.
Имеющиеся аппаратный опыт и знание реалий тех времен позволяют мне утверждать, что против легендарного руководителя играли не местные, играли, как говорится, по-взрослому: в Москве, в высших эшелонах. Не могу исключить и участие в этой игре некоторых высокопоставленных лиц из соседних регионов.
Смещение Б.Б. Городовикова было подготовленной и продуманной акцией, судя по всему, с предварительной зачисткой, сначала в Калмыкии, основных поддерживающих его персон. Так, неожиданно, вроде от болезни, умер председатель совмина республики, сильный и незаурядный человек, фронтовой офицер Эрдни Чудитович Манджиев. Затем были скандалы в правоохранительной и судебной системах республики. В результате были смещены с должностей первые или влиятельные лица в этих органах, первое поколение хорошо образованных и честных юристов, местных, настоящих патриотов нашей республики и народа. Причем неприятности коснулись не только калмыков, но и людей других национальностей. Именно тогда многие сильные личности были поставлены перед моральным выбором: либо карьера при компромиссе с совестью, а иногда прямое, осознанное бесчестие, либо честь и отсутствие карьеры как таковой, прозябание и безвестность.
Когда в 1990 году, в свои 27 лет, благодаря поддержке яшкульских земляков я достаточно неожиданно стал народным депутатом Верховного Совета КАССР, я еще ощущал отголоски того периода, бессовестной кампании того времени.
Было совершено самое главное: в позитивное мышление калмыков, которое было после возвращения из Сибири, внесли, образно говоря, вирус недоверия, подозрительности, вирус неверия в положительный результат. Комплекс победителя – а народ Калмыкии и его руководители были победители, настоящие победители, возродившие республику, – превратился со временем в комплекс неудачника, подозрительного неудачника.
Это была рукотворная вещь. Думаю, те из понимающих и знающих, кто еще жив, могут подтвердить. Но будут ли они это делать?
На мой взгляд, именно оттуда, из тех времен родом, червоточина в наших человеческих отношениях, то, что впоследствии, в 1990-е, стало называться “калмыцким вариантом”. То, что, кстати говоря, заставляет земляков отворачиваться при случайных встречах в метро, на улицах больших городов.
Конечно, определенные последствия были связаны и с угасанием общественной активности в целом по стране, эпохой застоя. Нам же было больнее оттого, что Калмыкия после восстановления автономии развивалась особенно стремительно: управленческое искусство, человеческие качества Басана Бадьминовича и широкая народная поддержка позволили создать не только динамичную молодую перспективную республику на Юге России, но и общество с высокими моральными установками и ожиданиями лучшего будущего.
Городовиков был крайне щепетилен в денежных делах. Несколько раз слышал о том, как, пообедав в обычной районной столовой или на полевом стане, он демонстративно оставлял деньги. Им была создана аскетичная атмосфера в среде номенклатуры; излишества не позволялись, в отличие от соседних регионов, где уже полным ходом развивалась теневая экономика, шло аккумулирование богатств как в физическом смысле, так и в общественном, когда мерило ценности – прежде всего деньги и только они. Возможно, теневые и уже влиятельные люди Юга России не воспринимали режим государственного управления, в основе которого честность и общественное благо. Пока Городовиков напрямую и по-дружески общался как с Л.И. Брежневым, так и с представителями высшей военной верхушки государства, против него ничего нельзя было предпринять. Но к середине 1970-х годов ситуация начала меняться, стали усиливаться аппаратные люди на Старой площади, в ЦК партии.
Предполагаю, что между аппаратным звеном и представителями (возможно, руководителями) некоторых соседних регионов был заключен некий союз по смещению старшего по возрасту идеалиста-генерала. Наверняка присутствовал и личный аспект – явно не сложившиеся отношения между Городовиковым и Сусловым. Все это шло в канве общей борьбы, точнее, перераспределения власти внутри руководства страны, этой извечной “схватки бульдогов под ковром”. Отметим, что в те годы непонятные ситуации трагического свойства случились с рядом достаточно молодых и относительно здоровых руководителей высшего эшелона власти в стране. Басан Бадьминович, по моему мнению, стал одной из жертв этой жестокой и беспощадной борьбы за власть, атмосфера которой хорошо передана в фильме “Водитель для Веры”.
Думаю, нашим ученым есть над чем более внимательно поработать и в архивах, и в личных беседах с теми, кто был у власти в то время, в том числе в Калмыкии.
Поступательный ход государственного строительства в республике был нарушен. Удар нанесли в первую очередь по кадрам, в том числе по молодой поросли. Считаю, это было сделано продуманно и дальновидно.
Тогда же была рецепцирована тема улусизма (трайбализм). Будучи совсем молодым человеком, в период гласности, написал небольшую статью “Улусизм: миф или реальность?”. Конечно, она не была достаточно глубокой по содержанию, но свежесть взгляда и определенная системность, считаю, в ней присутствовали. Хорошо помню, как профессор У.Э. Эрдниев после выхода статьи коротко спросил: «Сенглеев (он называл меня по фамилии), как считаешь, улусизм это “социальное или биологическое?». Когда я ответил, что считаю улусизм социальным явлением, уважаемый мною и как ученый, и как человек Урюбджур Эрдниевич достаточно благосклонно кивнул. Ему, полагаю, было все ясно, а я только недавно стал понимать глубину вопроса.
Эта тема тоже требует честного осмысления, анализа и публичного обсуждения, потому что улусизм как рак, болезнь, проник в социальный организм калмыцкого общества.
Результатом столь негативных и продуманных воздействий (вкупе с общегосударственными тенденциями в экономике) стала постепенная стагнация народного хозяйства, деградация человеческих отношений.
Исподволь, не сразу, в республике начала формироваться система подлогов, махинаций, хищений, при которой отдельным людям многое позволялось, в то время как большинство осознавало потерю перспектив в плане личной карьеры и для себя, и для своих детей. По сути, в Калмыкии именно тогда начала формироваться система отрицательного отбора.
Все это в совокупности привело в начале 1990-х годов, в условиях переходного периода, к кризису власти, выход из которого виделся многими, в том числе и мною, в формировании президентской формы правления.
Первые выборы президента Калмыкии прошли без участия К.Н. Илюмжинова. Это была битва между председателем Совмина Б.Ч. Михайловым и председателем Верхсовета Басановым В.М., и закончилась она безуспешно для обеих сторон. Виновата в этом была одна весьма важная юридическая оговорка: победителем мог быть признан только тот кандидат, который не просто набрал большинство голосов по отношению к сопернику, но и при этом число проголосовавших за него должно быть больше, чем против.
Появлению этой поправки способствовал ряд событий. Как сейчас понимаю, готовили поправку опытные в интригах люди: почему-то именно в тот день, когда Верхсоветом КАССР был принят закон с указанной правовой нормой, я как народный депутат оказался на международной конференции в Москве и высказать публично свою позицию, повлиять на решение, конечно, не мог.
Вот такой юридический кунштюк и привел впоследствии к победоносному появлению первого президента Калмыкии Кирсана Илюмжинова.
Грянувшие потом драматические события 1993-1994 годов требуют отдельного описания. Думаю, что при наличии времени и желания мне удастся пошагово восстановить в памяти столь заметный период как в жизни страны, так и в моей биографии. Прошлое не отпускает: моя роль, политический образ в событиях того времени периодически догоняют меня, вызывая иногда удивление тем, как могут восприниматься людьми события, участником или очевидцем которых я был, а также тем, как могут они преподноситься акторами того периода.
Сегодня мы вновь находимся перед лицом большой неизвестности, и вновь слишком многим кажется, что мы все лишь песчинки в буре истории. Но иногда и от нас что-то зависит. Данная статья хоть и посвящена делам уже минувшим, но она все-таки эмоционально о настоящем и, самое главное, о будущем! Никто не может сказать, что нас всех ждет на очередном повороте истории. Но главное – как встречать эту “бурю беспощадной судьбы”: осознанно, в состоянии внутреннего спокойствия, или с истероидным страхом, ища в ближнем своем козла отпущения, по застарелому, переданному генетически, барачному навыку, когда тот должен уйти, дав возможность более хитрому и подлому продолжить свой род на земле. Речь идет о нашей общей готовности принять неопределенность, эту новую, не только российскую, но и мировую реальность неизбежных перемен.
Мои размышления не касаются тех, кто действует по принципу выживания любой ценой, эти особи инстинктивно выживут и не будут заморачиваться моральным выбором, это не о них и не для них.
Ведь что пугает людей в гипотетическом сценарии ликвидации республики? Потеря своего национального очага, дома, родной земли. Подспудный, на подкорке, страх ксенофобии, тянущийся со времен депортации, а возможно, и с более ранних времен. Но республика сегодня – больше символ того благополучного, увы, уже минувшего периода истории.
Как показал опыт прошедшего века, большинство наших земляков идет за лидерами. Ничего удивительного, это во многих странах, в различные времена происходило и происходит.
Вообще, по-настоящему националистического движения калмыками в XX веке создано не было. Незаурядные личности примыкали в политическом смысле к одному из лагерей. К красным или белым в гражданскую. В годы второй мировой занимали должности на стороне оккупантов, в ведомстве Розенберга, подразделениях доктора Долля, либо отдавали жизни в рядах Красной Армии на фронтах Великой Отечественной. Причем я осознанно не говорю о численности тех и этих, цифры всем, в том числе нашим недругам, хорошо известны. Большинство было за Советский Союз, за нашу Родину.
Ну, а если исходить из логики “войн памяти”, как оценивают тех, кто был изначально на стороне врагов? Те, кто перешел к оккупантам, понятно, это предатели, какие бы объяснения не были. Но надо знать, что калмыки, занимавшие значимые, часто командирские позиции (должности) в нацистских подразделениях, были лютыми врагами советского государства. Враги давние, с 1917 года, со времен так называемого Юго-Восточного Союза казаков Дона, калмыков и горцев Кавказа. Это те, кто участвовал в ожесточенных боях под Царицыным против Ворошилова и Сталина, кто вел арьергардные бои в Новороссийске и в Крыму, а потом, бросая или пристреливая своих верных коней, уходил в эмиграцию, в бег…
Рана эта до сих пор не зажила, как показали последние события с достаточно прямолинейным, можно сказать, пещерным высказыванием председателя законодательного органа Хакасии о роли калмыков в годы Великой Отечественной войны.
Особенно болезненны такие действия для поколения «подранков», детьми попавших в Сибирь. Несколько лет назад я общался с известным ученым, историком Юлием Очировичем Оглаевым. Он уже был смертельно болен и понимал это. Главной темой почти пятичасовой последней беседы была Калмыкия – судьба народа, последствия депортации, трагические ошибки выдающихся руководителей нашего народа. Будучи настоящим интернационалистом и по праву рождения, и по воспитанию, он несколько раз повторил: окончательная реабилитация калмыцкого народа не произошла, его поколение оказалось обманутым в своих ожиданиях.
Об этом же говорит и пишет ветеран внешней разведки Владимир Санджиевич Бембеев в своих воспоминаниях о детских и юношеских годах в Сибири. Как профессионала и как калмыка его возмущают периодически появляющиеся материалы и книги определенной направленности, авторы которых сознательно, в определенные моменты, формируют негативный образ калмыков как предателей, коллаборационистов во время войны.
Такие “войны памяти” продолжают ранить и, наверное, убивать именно это настрадавшееся поколение, которое всегда жило с подсознательным ощущением, что нужно доказывать неправоту далеких уже для многих решений сороковых годов прошлого века.
«Войны памяти» тоже сказались на моральном состоянии народа, в памяти которого четко запечатлелось, что никакие юридические акты высшего уровня не могут защитить от волюнтаризма и подлых наветов.
В 1994 году по поводу принятия Степного Уложения в Калмыкии разразились серьезные и искренние дискуссии, иногда даже происходили целые словесные баталии на тему, нужно ли иметь свою конституцию. В одном научном учреждении в неформальном споре был высказан аргумент о том, что наличие конституции не спасло в 1943 году республику от ликвидации. В ответ прозвучало: это зависит и от того, как относиться к ней, к конституции, например, воинская часть защищает до последнего свое знамя, если знамени нет, часть ликвидируется. Но можно относиться к знамени не как к символу, а как к тряпке, висящей там, в каком-то шкафу. Сегодня отказ от символа, Конституции, одного из атрибутов государственности, а со временем, может быть, и от самой республики…
С некоторых пор с удивлением стал узнавать, что в Калмыкии меня считают автором этого конституционного акта, Степного Уложения. Такой пример аберрации сознания, а может быть, и результат продуманных действий определенных людей.
Возможно, я первым узнал об идее Степного Уложения как основополагающего документа, нормативного республиканского акта из уст Бориса Михайловича Кектеева, советника президента Калмыкии. Сам я советником первого президента Калмыкии по должности никогда не был. Вместе с тем считаю весьма плодотворным сотрудничество с ним и нарождавшейся его администрацией в вышеуказанный период именно в сфере конституционного строительства – в качестве депутата Парламента Республики Калмыкия, эксперта в области государственного права. Тогда Российская Федерация находилась в двоевластии, и закончилось это печально, конфликтом в центре Москвы: всемирно известным обстрелом здания Верховного Совета РФ и началом открытой фазы противостояния, которая только чудом, по моему мнению, не перешла в гражданскую войну. Калмыкии тогда удалось стать своего рода законодателем, пионером в этой весьма щепетильной и чувствительной сфере конституционного или, как тогда называли, государственного права в России. Но связано это было не с Уложением, а с принятием следующих документов:
– Закона Республики Калмыкия о полномочных представителях Президента РК в районах и г. Элисте
– проекта Конституции России, который был внесен от имени Парламента РК в Верховный Совет РФ
– документов, связанных с формированием республиканского парламента (как тогда его называли, временного).
Идеи первого акта до сих пор оказались живы, даже можно сказать, живучи, в том числе и на федеральном уровне. Хотя он возник как реакция на достаточно продуманную акцию старой партократической номенклатуры, которая при составлении постановления Верховного Совета о самороспуске ликвидировала де-юре не только органы советской власти, но и органы при них, как-то райотделы внутренних дел, райзагсы. Ликвидированы были также поссоветы, которые выдавали юридически значимые документы. В основе указанного закона были правовые идеи Французской республики в части префектов, кстати, по этому же пути пошла и наша главная столица в лице мэра Ю.М. Лужкова.
Проект Конституции России, к сожалению, не так известен, но он является историческим весомым документом. Всего было несколько проектов, один из которых впоследствии стал ныне еще действующей редакцией Основного закона страны. Ну, а документы парламента – это отдельная тема, требующая так же, как первые две, отдельных правовых и исторических исследований.
Считаю, что эти акты дали Калмыкии возможность достаточно спокойно миновать переходный период, это была интересная и где-то уникальная работа, тем более, что мне тогда было всего 30 лет. Хочу также заметить, что в этом процессе участвовал не я один, а небольшая компактная и работоспособная группа юристов, имена которых я помню и до сих пор с большой симпатией их вспоминаю.
Само же принятие Степного Уложения ознаменовало окончание политического периода, когда правящая группа, по сути, решила отказаться и от Конституции (вначале даже по названию), и, вообще, от идеи, пусть формальной, разделения властей. Это было своего рода 18 брюмера Илюмжинова.
В этом документе больше политики. Изначально он был на одном листе, в рукописном варианте, который мне показал (ныне покойный) Борис Кектеев. Не смотря на дружеские, человеческие отношения, я сказал, что это больше декларация, чем правовой документ. Надо отдать должное Кирсану Николаевичу Илюмжинову, он отметил роль Б.М. Кектеева как автора публично, на торжественном заседании (трансляция велась на всю республику), посвященном, если память не изменяет, годовщине принятия Степного Уложения. Потом документ дорабатывали, и я знаю поименно этих людей, некоторых уже нет, а некоторые живы-здоровы. Меня в этом списке не было, я отчетливо понимал, что там превалировал уже не юридический аспект, а политический.
После правки Степное Уложение стало, в общем-то, добротным правовым документом регионального уровня. Основная его юридическая слабость была и остается в процедуре принятия. На это я обращал внимание жителей Калмыкии в республиканской печати тогда, в 1994 году, и потом, уже в ходе предвыборной кампании в Государственную Думу, в 2003 году.
Как и тогда, так и сегодня главным вопросом государственной повестки являются изменения в Конституцию России. На мой взгляд, вопрос тоже больше политический, так как процедурно все акторы процесса, влияющие на содержание, уже приняли решения. Ожидается мнение народа.
Конечно, вынесение на всенародный референдум нормативного документа – это беспрецедентное явление, Но, судя по всему, за ним просматривается вопрос политического обновления уже подряхлевшего государственного механизма, новой роли общественности, народа.
Как юрист по образованию и управленец в данной сфере могу сказать, что за плевелами многочисленных рассуждений различного характера нужно разглядеть зерна здравого смысла. История России показывает, что принципы и правовые модели европейских государств удивительным образом иногда приживаются и начинают жить своей жизнью, сосуществуя с византийской, а иногда и азиатской практикой осуществления власти.
Поэтому при выборе между некоей, часто субъективной, чистотой права и существованием государства, на мой взгляд, надо выбирать государство. Уважать российское государство надо и нам, простым гражданам, и власть предержащим. При этом вторым более, чем первым, необходимо понимать, что оно, государство, – для всех. Что оно для общего блага в первую очередь.
В данном материале я пытался написать не только о прошлом, а скорее, о настоящем и будущем. История не знает сослагательного наклонения, она не всегда к месту, но именно ее уроки надо внимательно изучать и помнить в “минуты роковые”.
Завершая, подчеркну, что в XXI веке мир стал очевидно маленьким. Пандемия лишний раз показала, что мы все живем в одном огромном человейнике, где есть место и нам, народу с самобытной исторической судьбой, своей ментальностью и с единственной в мире калмыцкой государственностью.
Нашей государственности 5 июля исполнится 100 лет! Это надо понимать и ценить.
ЮРИЙ СЕНГЛЕЕВ,
член Общественной палаты Калмыкии