СЕГОДНЯ – ДЕНЬ НЕИЗВЕСТНОГО СОЛДАТА
Кравчук Игорь Степанович, по трудовой книжке – токарь гаража Минздрава Калмыкии 
или, как сейчас принято, Медицины катастроф, а неофициально – один из основателей поискового отряда Калмыкии, удивительный человек с огромным сердцем и светлой душой. Сейчас в Ассоциации поисковиков республики остался по существу один отряд, да и тот состоит в основном из «старичков», так как молодежь года три назад резко потеряла интерес к этому хлопотному, отнимающему массу времени, делу – кому охота копаться в степи в поисках старых костей да полусгнившего оружия за здорово живешь.
– На мой взгляд, из окопа (выше этого уровня я не вижу), – невесело шутит Игорь Степанович, – все это должно делаться на уровне государства, тем более, что после распада Союза выросло уже новое поколение, которому чужда идеология патриотизма. А сейчас у него (поколения) уже свое потомство, которому кроме компьютерных «танчиков» ничего не нужно.
А все потому, размышляет он, что перестали прививать патриотизм с детства. Раньше были пионерия, комсомол, потом их резко отвергли, ничего не предложив взамен. 
Сейчас это важное и нужное дело свели к дежурным мероприятиям, на которые привлекают добровольно-принудительным порядком, отбивая у молодых людей всякое желание и охоту делать что-то во имя героического прошлого, пропагандировать его, отстаивать. Одним словом, историческая память начисто вытравлена, а восстановить ее, ох, как нелегко. От этого, конечно, грустно, но делать что-то надо.
Прежде всего, воспитание должно идти из семьи, считает мой собеседник. Хорошее дело, пока еще незадерганное, незабюрокраченное – это акция «Бессмертный полк». Главное – инициатива этого пошла не «сверху», а «снизу», и народ подхватил. Ну, дети радостно идут – для них это шоу, это весело, это интересно. Они уже другие. Кто постарше – те хоть что-то понимают, и то хорошо. Но в то же время приходится констатировать: связь поколений в этом направлении прервалась. И если так пойдет дальше, то уже через пять-семь лет у нас победителем во Второй мировой войне будут американцы, а мы, получится, стояли где-то рядышком и просто наблюдали. Этого допустить нельзя.
Вот Игорь Степанович со своими сподвижниками как раз тем и занимается, чтобы на деле, а не на словах воплощать в жизнь непреложную истину – войну нельзя считать 
законченной, пока не будет похоронен каждый солдат. И делает это почти тридцать лет. Он считает, что его сверстники были воспитаны на той, военной теме, и в каждой семье, практически в каждой, детям сызмальства прививалось уважение к воинам, отдавшим жизнь при защите Отечества от иноземных захватчиков. У него самого и отец, и мать были участниками Великой Отечественной войны, причем мама партизанила в лесах Украины и едва не погибла от рук полицаев.
…Вообще поисковый отряд Калмыкии – это, на мой взгляд, нечто уникальное, и я снимаю шляпу и в пояс кланяюсь энтузиастам-бессребреникам за их подвиг. Да-да, подвиг, за который надо награждать. Именно благодаря им свыше трех тысяч воинов, в лихую годину сложивших головы в калмыцкой степи, обрели вечный покой в братских могилах, под гранитными плитами и обелисками в виде патрона.
Помните, у Владимира Высоцкого?
На братских могилах не ставят крестов,/ И вдовы на них не рыдают,/ К ним кто-то приносит букеты цветов,/ И Вечный огонь зажигают./ Здесь раньше вставала земля на дыбы,/ А нынче – гранитные плиты./ Здесь нет ни одной персональной судьбы – / Все судьбы в единую слиты.
В нашей республике для поисковиков работы – непочатый край, и что облегчает задачу, как рассказывал Игорь Степанович, бои шли вдоль двух основных дорог 
времен войны: Сталинград – Элиста и Астрахань – Ставрополь, а значит, раскопки нужно проводить именно здесь, не распыляя силы по всей степи. Что касается придорожья Яшкульского района, то эта территория никогда не распахивалась, так что останки бойцов, вооружение лежат нетронутыми. Там никто кроме «черных копателей» не лазил. На местности все хорошо видно. Здесь были долгие позиционные бои, отсюда – неизбежные потери.
Мне стало интересно: чем руководствуются поисковики, выбирая ту или иную точку раскопок. Пояснение такое.
– Многие считают так: вот пришел, землю ковырнул, и на тебе, как из рога изобилия посыпались находки, – поясняет Игорь Кравчук. – Это чепуха. Окопы, их видно до сих пор. Траншеи, ходы сообщения, блиндажи – тоже. Если из десяти-пятнадцати окопов один попадется с чем-то интересным – это уже хорошо. Остальные – пустые. Вот так и ищем. Взяли какой-то район – отработали. У нас даже такая поговорка есть: отсутствие результатов – это тоже результат, переходишь на другой участок.
В начале наших работ, с конца восьмидесятых – начала девяностых, дело обстояло ахово: ничего не было – ни литературы соответствующей, ни интернета, ни специальных приборов. Сейчас в этом плане – пожалуйста, есть все, что угодно. Масса информации. Поисковые действия, они ведь не замыкаются на том, чтобы вынуть кости из одной ямы и торжественно перезахоронить в другую. В нашем деле главное – архивная работа. От нее никуда не деться, это просто неотделимо. Если бы ни архивы, мы бы и половины не смогли сделать.
В документах тех лет хранятся журналы боевых действий; с восемьдесят пятого, если не ошибаюсь, года рассекретили списки безвозвратных боевых потерь (убитые на поле боя, умершие от ран на этапах санитарной эвакуации и в госпиталях, пропавшие без вести в условиях боя и попавшие в плен – авт.).
Здесь интересно соотношение, – продолжает мой визави, – по Хулхуте, в частности. Не буду говорить про другие регионы; это притом, что у нас были не столь интенсивные бои, скажем, как под Сталинградом. Несопоставимо уровень ниже. Так вот, берешь список и видишь: на десять убитых приходится человек сто безвозвратных потерь. Как можно в степи потерять без вести столько людей? Почему такие сводки? На мой взгляд, такая рокировочка делалось в целях экономии – это, во-первых. Во-вторых, начальству надо было прикрыть свою дурную голову в плане отчета за неоправданные боевые потери, то есть убитых.
Есть такой вот наглядный пример. Боец Кравченко, уж позабыл его имя-отчество. Из Саратова. Нет, не из Саратова. Запамятовал. Так вот. В феврале 43-го его родные получили похоронку и сообщение о том, что боец геройски погиб, погребен в братской могиле поселка Яшкуль. На самом деле он погиб годом раньше двадцатого ноября и остался лежать под Хулхутой. Мы нашли его останки, при нем был медальон.
Игорь Степанович для наглядности показывает нам солдатский медальон. Черного цвета пластмассовый цилиндрический завинчивающийся футлярчик. В нем – 
сложенные в трубочку два стандартных вкладыша, две малюсеньких бумажных полосочки, на которых записаны все биографические данные бойца, вплоть до группы крови. При гибели солдата один вкладыш должен был изыматься для учета, а второй оставаться при убитом. Так должно было быть, но чёрта с два!
Похоронной команде было не до медальонов, зачастую перед ней стояла более приземленная задача: перед погребением раздевать бойцов до нижнего белья, так как остро ощущалась нехватка обмундирования для действующего состава. Такой приказ действовал с 42-го года. Вот это как раз та экономия, про которую я говорил. Так что когда мы выкапываем останки, может, этот солдат и числится в списках похороненных, однако на самом деле это ложь. Во всяком случае, наши поиски, наши находки об этом свидетельствуют, и, к великому сожалению, установить личность погибших мы зачастую не можем.
Очень помогает поисковикам рассекреченный архив Министерства обороны страны, а точнее, Обобщенный компьютерный банк данных «Мемориал», в котором значатся данные на миллионы людей – время и место призыва на воинскую службу, дата гибели, место захоронения, похоронные извещения, приказы об исключении офицеров из списков личного состава и так далее.
Я слушал Игоря Степановича, а сам невольно бросал взгляд на оружие времен войны, 
которое они выкопали и подреставрировали. Здесь были и трехлинейки и карабины Мосина, и ППШ (пистолет-пулемет Шпагина), и РПД (ручной пулемет Дегтярева), и немецкий авиационный пулемет, противотанковое ружье (17 килограммов, попробуй, потаскай его на себе!), миномет, гранаты, мины, снаряды, даже немецкий пистолет-пулемет «шмайссер» и много чего другого. Наглядные пособия, так сказать. Все это восстановлено руками поисковиков, мальчишек, в частности, которые вынуждены были освоить и столярку, и слесарку, и другие премудрости. Что меня поразило, так это то, что Игорь Степанович назубок знает тактико-технические характеристики любого оружия. И он рассказывал, рассказывал, рассказывал. А я слушал, слушал, слушал.
Потом незаметно беседа вошла в прежнее русло; я внимал, затаив дыхание. Он подробно описывал сражения, в которых принимала участие 28-я Армия, и рассказ его был до того достоверен, что создавалось впечатление: он сам держал оборону против фашистов, сам ходил в атаку.
…24-е ноября, 1942-й год. Линия фронта уже под Яшкулем. Из Астрахани шел 771-й артиллерийский и 899-й стрелковый полки. В районе урочища Шалда со стороны Яшкуля их обстреляла дальнобойная артиллерия. Поступил приказ окопаться. Артиллеристы занимают оборону фронтом на Яшкуль, стрелковые подразделения располагаются здесь же, рядышком. Возле дороги, за дорогой. А тут налетела «рама», самолет-разведчик. Ну, полетала, полетала и улетела. А потом по ее наводке пошли танки. С тыла! Никто не ожидал. Передавили человек триста. Две батареи новеньких орудий как корова языком слизала. Пехота же в панике разбежалась, два батальона. Правда, один батальон не дрогнул. Эти данные открытые, все в архивах есть. В Подольске. Именно там, а не в Москве, находится центральный архив Минобороны.
– Так вот, – продолжил рассказ мой собеседник, – по крайней мере, два бойца не побежали, остались. Бились до последнего. А потом их танками разутюжили. Честно, когда раскапываешь – ситуацию на себя примеряешь, это уже привычкой стало. (Тут голос у Игоря Степановича заметно дрогнул, а глаза подозрительно повлажнели).
Голая степь. Примерно прикинул – идет эта хреновина на тебя. А ты сидишь с этим «хлыстом» (ПТР). Драпанул бы, честное слово. (Глядя на него, я не поверил – не тот он человек, такой не позволит себе дать слабину). А они не смалодушничали. Мы установили их личности. У одного был медальон, второго определили по алюминиевой ложке.
С медальоном непростой был солдатик. Призывался он, скорее всего, весной 1941-го 
года. В войну вступил готовым красноармейцем. Бурыкин Федя, Федор Иванович, из Оренбургской области. В декабре 41-го года был удостоен медали «За отвагу». Представляете, что надо сделать в 41-м, чтобы заслужить такую награду? В те годы их раздавали крайне неохотно. Потом он попадает в 248-ю стрелковую дивизию. Ясно, что солдат уже был опытным, особенно учитывая, что было при нем. Нормально был экипирован. У него была самозарядная винтовка СВТ-40. Мы нашли пустые магазины и штук триста патронов – и в обоймах, и в подсумках, и просто в вещмешке внавалку. Затарился хорошо. Противотанковая граната, ручная граната РГД-33, пэтээровских патронов под ним было восемнадцать штук, стреляных гильз вообще немерено, я просто не подсчитал. Там окоп был сплошь усыпан гильзами. И, что самое интересное, при нем оказалась немецкая пулеметная лента на пятьдесят патронов. Зачем она ему? Так что, скорее всего, где-то неподалеку был и пулемет.
Второй возникает. Это был первый бой подразделения. То есть наши шли маршем со стороны Астрахани, в боях не были, а значит, как трофей он не мог его где-то добыть. Единственная мысль, что приходит мне в голову, это то, что когда они шли под Хулхутой, а она только что была освобождена, он там и подобрал. Других вариантов нет. Запасливым оказался.
Со вторым бойцом ситуация была несколько другая. Молодой парнишка, с Украины родом. Ранен был. Тоже не побежал. Тоже лупил из пэтээра до последнего. Пока его 
танк не задушил. У него был очень мелкий окопчик, по колено. Когда танк крутанется на тебе – косточки на мелкие фрагменты распадаются. Вот именно у него ложка была с нацарапанными инициалами. По ним и удалось установить личность, так как здесь было потери относительно небольшими: Верменич Иван Семенович. Недавно приезжал из Казахстана его внучатый племянник, присутствовал на захоронении. Это как раз было, когда в Яшкульском районе республики состоялось торжественное перезахоронение останков воинов 28-й Армии, погибших в калмыцкой степи во времена Великой Отечественной войны. Тогда здесь похоронили останки шестнадцати бойцов, установили обелиск в виде патрона с гранитной плитой. Это в Калмыкии уже восьмой, два на подходе.
Чувствуется, Игорь Кравчук гордится своим ноу-хау – издалека видать, что это военное захоронение.
Можно было до бесконечности слушать рассказчика: он так проникновенно живописал, что иной раз становилось не по себе. Я слушал и думал – их самоотверженный труд обязательно должен выйти на государственный уровень и достойно финансироваться из федерального бюджета. Тех средств, что выделяет Минмолодежи РК, конечно, недостаточно. А вот в другом министерство может оказать существенную помощь: помочь грамотно оформить заявку на получение гранта. И делать это ежегодно. Раз пролетим – другой раз подфартит. В федеральном бюджете деньги на эти цели предусмотрены. Думается, что нашим поисковикам в этом вопросе помощь просто необходима. Они этого, ей-богу, заслуживают.
Непогребенные останки бойцов требуют, чтобы их похоронили по-человечески. Молча взывают к совести живых.
А пока калмыцкие поисковики каждой год выезжают в поле. Среди них – Александр Федорович Наказной. Район Шалда – это целиком его заслуга, он начал отрабатывать его с самого начала. И вообще, только благодаря его опыту, дотошности и интуиции удалось точно установить место гибели наших солдат, а потом торжественно перезахоронить.
Андрей Викторович Ефремов сам участвует в поисковых работах да еще сына привлек. Альфред Олегович Абаев сначала сына привел, а потом тот и его самого сагитировал. Константин Сергеевич Кирпилев. Это они сотоварищи оставят после себя вехи в виде обелисков-патронов с надгробными гранитными плитами, установленных вдоль трасс калмыцкой степи. Это нужно живым.
Фото Николая Бошева