Выдающийся советский режиссер, участник Великой Отечественной войны, народный артист РСФСР и СССР Григорий Наумович Чухрай (1921-2001), снявший такие культовые фильмы, как «Сорок первый», «Баллада о солдате», «Чистое небо», ставшие классикой мирового кинематографа, в 2001 году издал книгу «Моя война». В этой автобиографической повести классик советского кино рассказывает о своих военных годах: «Война явилась для меня действительно хорошей школой. На второй день войны я был первый раз ранен. Воевал на Украине, на Тамани, защищал Сталинград, выходил из окружений, прыгал в тыл врага (я служил в воздушно-десантных войсках), был четырежды ранен. Последнее ранение получил в апреле 45-го в бою у города Пала на пути к Вене. День Победы встретил в госпитале. Демобилизован в конце декабря 1945-го по ранению». Честный и мужественный не только на фронте режиссер о своей творческой работе вспоминает так: «За первый мой самостоятельный фильм «Сорок первый» меня отдавали под суд. За «Балладу о солдате» исключали из партии, за «Чистое небо» пытались посадить за решетку, за «Трясину» чуть не разогнали руководство студии, а меня хотели лишить права на профессию. Я никому не жаловался, никого не просил о помощи. Я боролся. И так получалось, что многие люди приходили мне на помощь. Мои фильмы получили десятки престижных призов на международных фестивалях, а за «Балладу о солдате» я получил Ленинскую премию». «Моя цель, – продолжает он, – правдиво описывая свою жизнь, говорить все, что в ней было. Как я думал о ней тогда и как думаю сейчас. Что считаю ошибками и преступлениями, а что – достижениями. Ибо это правда, о которой современная молодежь понятия не имеет».
В главах своей документальной книги «Ответственное задание» и «Неудачное приземление» Г.Н. Чухрай вспоминает о нашем земляке, которого запомнил как «Николай Николаевич». Приведу эти главы полностью:
«Ответственное задание»
Когда я прибежал в штаб корпуса, Кирмас был уже на месте и ждал меня. Адъютант пошел докладывать о нашем прибытии и скоро пригласил нас к генералу. В кабинете сидел еще один майор и человек в штатском.
– Решили поручить вам ответственное задание, – сказал генерал, – с энским партизанским отрядом утеряна связь. Вам надлежит прыгнуть в расположение отряда с рацией РБ и восстановить связь. Позывные получите на месте. А вам, сержант, – обратился генерал к Кирмасу, – надо постараться наладить партизанскую рацию. Говорят, вы в этом деле мастак. Сумеете?
– Постараюсь, товарищ генерал.
– С вами полетит товарищ…
– Николай Николаевич, – подсказал гражданский.
– Он старший. Выполнять все его требования.
Расхлябанный «Форд» доставил нас на аэродром. Николай Николаевич все время молчал. Нас поместили в какой-то пакгауз и попросили подождать.
– А теперь давайте знакомиться, – предложил он, улыбаясь.
Мы представились. Внимательно выслушав нас, он рассказал о себе. До войны он преподавал русский язык и литературу в калмыцкой средней школе. Он любит Калмыкию, знает ее историю. Его жена – калмычка. В армию его не взяли по болезни. У него туберкулез. Пишет очерки в местную газету. Иногда печатается в «Красной звезде». У партизан, куда мы летим, бывал дважды. Там его знают. Его ученики-калмыки сейчас в армии. Часто пишут ему письма. В Калмыкии у него сын и дочь. Учатся в русской школе.
– А почему, – спросил я, – калмыки не учатся на своем языке? Он улыбнулся.
– Это же понятно. Если юноша окончит калмыцкую школу, он может работать только в Калмыкии. А если русскую – на всей территории Советского Союза. Кроме того, через русский язык я, например, приобщаю калмыков к великой русской литературе, а это большое богатство! У нас говорят: «Один язык – одна жизнь, два языка – две жизни».
У калмыков есть своя поэзия. Он ее любит за своеобразный колорит и мудрость, но кто знает и русскую литературу, тот вдвое богаче.
В пакгауз вошел человек в летном комбинезоне и прервал нашу беседу.
– Самолет прилетел. Выходите на поле.
Оказалось, что в самолете У-2 (двухместный учебный самолет) уже есть груз и все трое мы в нем не поместимся.
– Разделимся на два рейса. Со мной полетите вы с рацией, а сержант Кирмасприлетит вторым рейсом. Главное сейчас – как можно скорее установить связь, а ремонт может подождать, – сказал Николай Николаевич. Павел и я были огорчены, но подчинились решению старшего. Человек в комбинезоне помог раскрутить пропеллер. Самолет разбежался по полю и набрал высоту.
«Неудачное приземление»
Под крылом самолета показались сигнальные костры в виде равностороннего треугольника. Николай Николаевич вылез на крыло, оттолкнулся и полетел вниз. Я прыгнул за ним. Уже в воздухе я видел, как раскрылся его парашют, как его подхватил ветер и понес куда-то в сторону. Достигнув земли, Николай Николаевич ударился о лед, проломил его и скрылся под водой. Приземлившись, я быстро отстегнул парашют, снял с себя рацию и бросился на выручку старшего. Но, пробежав метров десять, тоже провалился под лед. Нас вытащили из воды партизаны. Мы понимали: чтобы не замерзнуть, надо двигаться. Но на ветру наша одежда обледенела и двигаться мы не могли.
Мы оделись, закутались в тулупы и на санях отправились в лес, в отряд. Там я развернул рацию и восстановил утерянную связь. Николай Николаевич и командир отряда немедленно воспользовались ею. Партизанские радисты оказались смышлеными парнями и быстро освоили новую рацию. Я занялся починкой партизанской рации. Работа не ладилась. Все валилось из рук. Болела голова, лоб был горячий. Я понял, что заболеваю, и отправился в медицинскую землянку. Там медсестра измерила мне температуру. Температура оказалась высокой, и меня оставили в землянке. Скоро в землянку принесли Николая Николаевича и положили на соседний топчан. Он жадно хватал воздух, раздувая ноздри, скоро забылся и заснул. Утром прилетел самолет с Кирмасом. Нас решили отправить на Большую землю, но Николай Николаевич отказался.
– Сержант выполнил свое задание, – сказал он про меня, – а я еще нет.
– Но у вас тяжелое состояние. Вам надо лечиться, – сказала медсестра.
– Не беспокойтесь, сестричка. Меня еще и палкой не добьешь. Мой отец в проруби купался до старости.
– Так он же голый, а вы в одежде… – возразила сестра.
– Не уговаривайте, не полечу…
К вечеру Кирмас починил местную рацию, и мы вместе вылетели в Ессентуки. Там меня положили в госпиталь.
Николай Николаевич, к несчастью, переоценил свои силы. Через месяц он умер».
Этот смелый человек, вероятно, был русским и довольно известным учителем в Калмыкии. Его имя может оказаться псевдонимом. Может быть, кто-то из читателей узнает его по приметам, которые описал Г. Чухрай в своих мемуарах «Моя война», может быть, осведомлен о судьбах его жены и детей? Прошу откликнуться.
Фото: РИА Новости/В. Козлов
Эрдни Эльдышев