О политике и политиках с Юрием Сенглеевым говорить интересно; может быть, поэтому мы с ним беседуем, кажется, всю жизнь. Помню, что все начиналось на излете советского времени – в редакции «Комсомольца Калмыкии» мы обсуждали «гидру» улусизма. (Мне тогда казалось, что если эту тему проговаривать максимально открыто, откровенно, обязательно публично, без шор и цензуры, с известными, популярными в народе политиками и учеными – мы обязательно победим, искореним, но мы сами, те, кто выходит к народу с таким посылом, призывом, должны взять на себя нравственные обязательства. Прошло почти тридцать лет, и в 2018-м, в конце затянувшейся, как всегда, встречи, я сказала: «Ты представляешь, снова и опять, как тогда, улусные дела, мы с тобой должны поговорить об этом, может, я ошибаюсь».)
А в октябре 1993 года мы «наговорили» целое интервью. Формально посвятили его только что принятому республиканскому закону «Об адвокатуре». Однако после выхода номера газеты яростнее всего читатели обсуждали ответы моего собеседника на два вопроса – в качестве кого Сенглеев оказался в гуще октябрьского переворота в Москве (в том самом «линкольне» с Кирсаном Илюмжиновым) и был на сутки задержан ельцинским спецназом, и пойдет ли Сенглеев в 94-м в Госдуму от Калмыкии, если нет, то почему.
В октябре 1993 года он признался, что «надоела политика». Приведу последний абзац этого интервью, в нем сквозит нескрываемая горечь по поводу происходивших той осенью в новой России (и Калмыкии) событий и процессов: «А политикам нынешним и будущим надо думать о последствиях своих политических шагов и действий. Тем более что в социальных катаклизмах малочисленные народы страдают всегда больше всех. Весь горький опыт калмыков, хотя бы за последние 70 лет – прямое тому подтверждение». В 1994 году Сенглеев «не пошел» в Госдуму и, вообще, ушел из политики. Казалось, навсегда, но недавно его имя появилось в списке кандидатов в Совет Федерации. Чем не повод взять интервью на политическую тему?
– Юрий Борисович, почему весной провели смену руководства республики? Как ты относишься к ситуации, которая сложилась в Калмыкии после 20 марта?
– Для меня это событие в какой-то части было неожиданным.
Наверное, высшее руководство государства поняло: что-то надо делать на нашей малой родине. То есть решение было, как представляется, с самого верха. Абсолютное большинство с первого дня сосредоточило внимание на кандидатуре врио главы, Бату Хасикове, в том числе политологи, причины же отставки прежнего руководства почти не обсуждаются, не объясняются. Относительно кандидатуры я буду, конечно, положительно субъективен, потому что знаю Бату Хасикова уже лет 15-16. В нулевых годах Москва была не очень приветливым городом для нашей молодежи, они часто сталкивались с милицейским беспределом. Этих ребят, особенно спортивного типа, постоянно останавливали, к ним придирались, требовали прописку, регистрацию. Как представитель старшего поколения, по своей воле пытался оказать многим из них моральную, эмоциональную поддержку, об этом также меня периодически просили родители, которые, отправляя детей в Москву, звонили и просили присмотреть за ними. Говорили – хяляджя. Причем не только калмыки, наши русские земляки тоже беспокоились за своих детей.
– В середине нулевых и я звонила, – Юрий Борисович, хяляджя, приглядывай за моим сыном.
– Да, и мне были понятны страхи, тревоги родителей. Также стал проводить просто встречи, чтобы молодежь знакомилась друг с другом, профессиональные семинары, чтобы с нею делились опытом некоторые наши старшие товарищи отсюда, мои коллеги из судебных органов и других организаций. Вот на такие встречи-семинары приходил и скромный молодой человек, я еще запомнил это имя Бату, не самое распространенное, чаще у нас же называют Бата. А фамилия была знакома, потому что я, студенческое дитя, был отправлен к бабушке-дедушке в совхоз «Полынный», где их соседями были Хасиковы.
И у Хасикова сейчас на плечах колоссальный груз – ответственность. Имею в виду не только экономические показатели. Считаю, что модель государственного устройства и общественного устройства, которая у нас существует, зашла в тупик. К сожалению, это связано с большими процессами в Российской Федерации. Но в силу того, что республика достаточно малочисленная, здесь ничего утаить нельзя. Как говорил Монтескье, при населении в государстве менее 300 тысяч человек все процессы идут на глазах, правда, я несколько переиначил его мысль, что демократия возможна вот именно в таких маленьких городах-государствах. А республика, не будем забывать, это государственный организм, в котором существуют все органы управления, обеспечения, все ветви власти и даже символика с атрибутикой.
То, что у нас происходило, конечно, могло создать иллюзию у тех, кто на самом верху, к примеру, правильной политтехнологической подачей материалов, формированием каких-то отчетов. Но эмоциональная оценка населения может говорить о другом положении дел, кстати, она тоже не всегда истинная.
Была избрана процедура так называемого плебисцитного подхода, когда полномочия главы субъекта не истекли, но его смещают с должности и предлагают кандидатуру временно исполняющего, по сути, высшее лицо российского государства говорит населению – я вам предлагаю такую кандидатуру. Это опрос, дают понять населению, это плебисцитная форма, а не выборы. При классических выборах все, как в хороших скачках, стартуют одновременно, с одного места, а при классическом плебисците ты отвечаешь «да» или «нет». Население отождествляет существующие выборы с классическими, тогда как они на самом деле – с плебисцитным оттенком.
Конечно, врио, который становится главой субъекта, сразу входит в вертикаль всей исполнительной власти. А положение лица, которое изначально не было одобрено, остается уязвимым, соответственно, население, которое стоит за ним, тоже в какой-то части, хотя бы даже психологически, все равно будет в уязвимом положении.
Не знаю, насколько будет интересен читателю «КС» вот такой взгляд юриста-выпускника МГУ, университета, чья школа государственного права считается, так сказать, одним из законодателей мод в этой тематике, но, возможно, одна из причин создавшейся в последнее время в республике атмосферы нетерпимости, межличностной вражды – в этом непонимании друг друга, а также того, что в тупик заводит используемая модель, а не само государство, не субъект и даже не общество. Выборы выборами, они проходят, а нам же все равно жить вместе.
Как политик и активный участник выборных процессов я формировался в иные времена, и это были тоже переходные, даже переломные периоды и годы, но мы всегда понимали, что нельзя путать политическую деятельность с обычным человеческим существованием. Мы все очень близко связаны, и меня удручает психопатичный тип поведения, который сегодня практикуется в калмыцком сегменте соцсетей. Некоторые личностные выпады еще можно понять как проявление накопившейся социальной безысходности или попытку десакрализировать недосягаемые в сословном плане персоны медийного уровня. Но некоторые вещи требуют сатисфакции. Так нельзя, это мое личное мнение. Мы, люди более старшего поколения, насмотрелись, начитались, напереживались, поэтому я думаю, что атмосфера нетерпимости для нас не приемлема.
– Но мы прекрасно помним то время, когда республику просто потрясли, шокировали первые материалы так называемого черного пиара. Это было в период правления первого президента РК. Мы впервые, на примере знакомых политиков, чиновников, узнали, что такое…
– …социальные манипуляции?
– Да, когда ловко перемешивают, как говорится, существующее положение дел с дикими вымыслами и подают как известный факт. Попавшие под пресс люди растерялись, не знали, как оправдаться или доказать, что их оболгали. А жили мы тогда, можно сказать, в патриархальном обществе, в котором простодушно верили всему, что написано. И сегодня люди тоже хотят верить тому, что написано, пусть даже в соцсетях, анонимно. Такова природа человеческая, негатив принимается с большим доверием, чем позитив, «худая слава вперед бежит, добрая на месте лежит». А если вернуться к временам поближе, то почему бы нам не обсудить события, состояние умов, содержание разговоров минувших осени, зимы и даже начала весны? Тема смены власти в Калмыкии была одной из самых обсуждаемых, в ходу были разные списки предполагаемых сменщиков, но фамилия нынешнего врио в этих списках отсутствовала, а значит, Б. Хасиков а-приори не принимал участия в политических событиях кулуарного масштаба в РК. «Кашу варили» другие люди? Такое ощущение, что ни кашевары, ни общество в целом не были готовы к выбору Кремля, потому что он ведь вне групп, региональных кланов. Кремль не хотел отдавать республику какой-либо конкретной группировке, не хотел усиления местного олигархата? Почему анонимные каналы в мессенджерах и аккаунты-фейки в Интернете буквально взорвались потоками ненависти к врио? Эти потоки почти иссякли уже в июле, почему? Сегодня мне удивительно оттого, что прошло всего несколько месяцев, а кажется, что лет, настолько они выдались насыщенными.
– Хороший пассаж! Я тоже считаю, что в какой-то степени выбор Кремля был неожиданный. Сведя воедино различные события зимы-весны 2019 года, я пришел к неожиданному выводу, что в Калмыкии велась, на мой взгляд, целенаправленная работа, будем так говорить, объединенных одним интересом нескольких влиятельных людей, вокруг которых были сформированы группы. Они, надо отдать должное лучшим традициям восточной политики, кланялись одному человеку, а фактически очень аккуратно, как мне представляется, подводили Москву к этому сценарию.
– Получается, что какие-то группы, какие-то влиятельные люди практически подготовили событие «20 марта»?
– Да. Отставка А. Орлова не была для них неожиданностью, потому что они, думаю, были к ней причастны. Они не были готовы именно к этому кандидату Кремля на место врио. Это место должен был занять их кандидат.
– В чем они просчитались, ошиблись?
– В основе действий у них принцип манипуляций. А кто любит, когда им манипулируют? Мне все это напоминает некие события в одной из ближайших к нам республик, когда выбор пал – очень неожиданно для многих специалистов и политиков – на очень молодого тогда человека. Никто не мог предположить, что этот молодой человек впоследствии отстроит свою республику на зависть соседям. Сегодня это один из самых опекаемых федеральным центром регион. Только завидовать им не надо, слишком многого республика лишилась незадолго до. И все эти годы регион предсказуем. На мой взгляд, в Калмыкии центру тоже нужна предсказуемость.
– Нам всем она нужна, а еще нам нужна крепкая экономика – снижение энерготарифа, серьезные вливания в аграрный сектор и т.д.
– Опыт работы управленцем как на уровне правительства России, так и на уровне крупнейших компаний позволяет анализировать экономическую ситуацию в Калмыкии к началу 2019 года как одну из региональных экономик. Но есть процессы федерального уровня, которые скажутся на региональном.
Вот на федеральном создана «регуляторная гильотина», как мне кажется, это любимое дитя российского правительства. Смысл ее – сейчас столько законов, что все беззаконие делается в рамках закона. Надо бы отменить все контрольно-надзорные функции, которые просто мешают людям жить и работать.
– Проще говоря, я открываю форточку, выпускаю бумажный самолетик – и выясняется, что проделала все это согласно такому-то федеральному закону.
– Не только проделала, но и, можно сказать, в рамках этого действия что-то нарушила, и при полете самолетика были нарушены какие-то нормативные акты.
– С другой стороны, в мире хаоса легче жить, в море хаоса хаосом легче править.
– Легче жить лоббистам, уточняю, потому что больше десяти лет я очень близок как аналитик к лоббистским кругам. Тем не менее приветствую команду президента страны – до 2021 года отменить все контрольные функции и создать новые. Это вообще, авгиевы конюшни, поэтому поручение президента будет выполнять камикадзе.
– То есть мы сейчас говорим о чем угодно, лишь бы не сказать прямо о том, что экономическая ситуация в РК к началу 2019 года была откровенно катастрофической?
– Социально-экономическая ситуация была такой: когда я приезжал в Калмыкию, включал телевизор, мне казалось, что вообще все хорошо, но когда я выходил на улицу, видел людей, которые со мной откровенно разговаривали, общался – и понимал, что…
– …у них нет лишних ста рублей. Люди обнищали.
– Да. И второе косвенное свидетельство – за последние лет пять в республике резко возросло криминогенное сознание, стал устанавливаться, можно сказать, агрессивный стиль общения. Я бывший адвокат, навыки наблюдения за собеседниками остались. Раньше Элиста была, при всех недостатках, комфортным городком, особенно для тех, кто живет в мегаполисе. Сейчас многие жалуются, что некомфортно чувствуют себя. Простой пример: паренек с несомненными коммерческими задатками закончил приличный московский вуз, с большой радостью поехал домой, здесь создал бизнес, он и в Москве их создавал. Кончилось тем, что пришли молодые люди с битами, человек двадцать на трех ребят, просто побили. Лечились, он три месяца не мог разговаривать. А когда я предупреждал: у меня есть информация, тебе надо увеличить издержки на охрану бизнеса, он так и говорил, что это мой город, он для меня хороший, я здесь очень рад жить.
В республике было создано такое «глубинное государство», достаточно маржинальное, то есть выгодное для создателей этой темы. Доля официального экономического пространства уменьшалась, а доля теневого, но хорошо управляемого, контролируемого – возрастала. В этом было заинтересовано достаточно большое количество людей, мне кажется, даже инстанции. Не хочется так говорить, но не говорить – значит, лукавить, пусть даже на уровне своих личных ощущений.
Меня могут спросить, а что вы имели в виду. Я имею в виду то, что я видел. Что экономические условия для «белого» бизнеса, в котором я хорошо разбираюсь, были не очень удобны в силу большого количества ограничений, причем эти ограничения прописаны в законах, актах и т.д., а вот для создания «серого» бизнеса они подходили. Видел, что кэш-потоки имеют конкретных адресатов, люди это знают, люди это терпят, но недовольство возрастает. Люди постарше недовольство высказывали в открытую, потому что их кормят дети, которые работают за пределами республики. Ведь если население не может выразить свою волю, поменять ситуацию, то оно начинает голосовать ногами, то есть уезжать.
– Поменять какую ситуацию? Политическую или экономическую?
– Экономическую прежде всего и прежде всего – в своем кошельке. И началось это давно, в середине нулевых годов, когда стало очевидно следующее: если наши люди реализовывают себя в другом месте, то их права, личное пространство намного более комфортны, чем в нашей любимой дорогой Калмыкии. Вот в этом месте у меня некий диссонанс, связанный с личным опытом: мировоззрение человека, живущего в мегаполисе, отличается от взглядов человека, живущего в стагнирующем регионе, но я ведь там и тут. В мегаполисе формируется образ счастливого человека нового общества, это хороший доход, путешествия по миру. Они приезжают в Калмыкию, а здесь люди живут на пенсию одной ээҗи. Архаизация сознания в калмыцком обществе имеет место быть не столько из-за роста национальных чувств. Могу ошибаться, конечно, но ведь это общее место – когда будущее пугает, настоящее удручает, искать опору, основу бытия в славном прошлом. Оно действительно может быть славным, но это ведь не сильно актуально – написание одного слова, к примеру, «ойрад» или «ойрат». Классические вещи можно найти в хорошей монографии «Калмыки» Урюбджура Эрдниевича Эрдниева, она написана простым языком, кому-то кажется устаревшей, я же считаю ее одной из лучших в этом ряду. В ней фундаментально выстроена как бы сама основа существования нашей народности, которая имеет здесь, в пределах Российской Федерации, свою государственность. Есть Калмыкия как страна сформированного здесь, в европейской части России, монголоязычного народа, и есть калмыки разного происхождения, если уж хочется, можно при необходимости указывать – какого.
Тем не менее вопросы сегодняшнего дня стоят в повестке, их не снимешь сверху. Заканчивается третье десятилетие постсоветского периода. К чему пришла Калмыкия за это время? Каковы результаты хозяйствования, как мы распорядились тем, что нам досталось после развала огромной страны? Мы можем как мантры повторять, перечислять все просчеты, прегрешения, ошибки всех руководителей региона в пореформенный период. Но только ли их вина в том, что местным жителям стало очень некомфортно жить дома? Очень некомфортно! Здесь совсем мизерные зарплаты, здесь и какое-то пренебрежительное отношение к широким слоям населения со стороны людей, которые, нет, не заработали, а освоили большие деньги. Я видел и вижу, как эти люди распоряжаются очень большими, даже по московским меркам, деньгами. Среди повсеместной нищеты, которая образовалась за эти десятилетия.
Эта разница бросается в глаза. Как ни странно, эффективность «глубинного государства» в последние годы настолько хорошо возросла, что крышка котла начала подниматься. Мне думается, что именно это на каком-то этапе зафиксировали очень хорошо информированные структуры. Это только кажется, что никто ничего не знает. Как говорится, Кремль не знает, потому что или не интересуется, или ему не до этого. Если надо будет, узнает. Но при всем том существует логика российского государства – есть государственность, республика, решайте, лоббируйте, все приветствуется.
– То есть ощущение, что Кремлю наплевать на то, как живут простые люди здесь, в Калмыкии, ошибочное?
– Ошибочное. Превалирует, конечно, патронажность – есть у вас, условно говоря, хан, вы его выбрали, живите с этим. Сегодня идет другой посыл – есть своя государственность, определитесь с лидером, мы дадим деньги, работайте, двигайтесь.
– А как быть с подспудным страхом, что нас лишат статуса республики, конечно, после того, как пройдет дата столетия автономии, но все же лишат. В местной конспирологии популярно мнение, что инспирация идет извне, где-то Жириновский что-то сказал, журналисты с «невидимыми погонами» на плечах подогревают вбросами, а за всем этим стоит Кремль, он вбрасывает, хочет просчитать реакцию коренного населения и т.д. В 1990-е годы тема вообще не возникала. Люди стали бояться, что Калмыкию «сольют» в рамках укрупнения регионов как одну из самых беспомощных в экономическом плане, в последние несколько лет. И я боюсь.
– Впервые лично я столкнулся с тем, что люди стали бояться очень серьезных изменений статуса республики, лет пять назад. Вначале не мог понять причину возникновения таких настроений, потому что руководители подразделений внутри администрации президента, отвечающих как раз за межнациональные вопросы, внутреннюю политику, говорили мне, что вообще этого нет. Другой вопрос: до сих эта модель на российском уровне весьма широка и разнообразна, от почти государств до маломощных слабых автономий, в общем-то. И при этом есть извечная управленческая проблема – территориальный принцип или ведомственно-министерский. А тут еще появились госкорпорации, госкапитализм, понятие «экономический агент». Республика Калмыкия как экономический агент изначально находится в уязвимом положении, так же, как и большинство регионов. Экономическими агентами являются и госкорпорации (РЖД, Росавто и др.), у которых главной задачей, как у любых субъектов экономической деятельности, является прибыль. А перед регионами стоят социальные задачи, руководитель региона должен рассуждать как социальный менеджер: люди должны жить достойно, их права должны быть охраняемы, они должны, так сказать, увеличивать демографический потенциал всей нашей страны и просыпаться с радостным ощущением, что они живут в такой хорошей стране. Мне кажется, все равно мы к этому придем, и, как ни странно, возможно, наша Калмыкия избрана как пилотная площадка. Мне кажется, к нам примеряли дагестанский и астраханский сценарии, могли прислать вообще постороннего человека, к примеру, топ-менеджера госкорпорации, увы, мы это заслужили.
– А люди в чем виноваты? «Мы» в данном случае – не население же, скорее, региональная элита? Связано ли это с тем, что региональная элита, которая, не секрет, пестовалась не одно десятилетие, думает о чем угодно, но только не об интересах широких слоев населения? То есть она практически антинародная? Связано ли это с качеством человеческого материала, или же отсутствовали экономические возможности, которые заставили бы региональную элиту думать все-таки о народе?
– Слово «элита», строго говоря, тут не подходит. Элита – это люди, у которых в анамнезе способность брать на себя ответственность за граждан, за всех граждан республики. Когда лицо мыслит категориями бизнеса, а бизнесу надо уменьшить издержки на затраты, то автоматически как бы получается, что обо всех нельзя думать, это такой предпринимательский менеджмент. У социального менеджера другая задача – создать такие условия для социума, чтобы граждане чувствовали себя защищенными.
– И нам в Калмыкии нужен руководитель – социальный менеджер? И тогда в Калмыкии все будет хорошо, Калмыкия не профукает большие шансы стать экономически развитым регионом, и сюда начнет возвращаться большое количество наших людей? Они вернутся, если здесь будут созданы рабочие места? Или они никогда не вернутся?
– Да, нам снова нужен социальный менеджер. Я считаю, что та модель нашей республики, которая была создана в 1960-е годы, – результат подвига и руководства, и народа. Нас вернули на родную землю, с которой без нас не знали, что делать, и наши родители за 12-13 лет превратили ее в полнокровный социально-экономический механизм. Это большой труд народа плюс военная выучка Басана Бадьминовича, самоотдача знаменитых 120 директоров совхозов, знаменитой «четверки» руководителей, трое из которых, кстати, были приезжими, они отвечали за строительство дорог, мелиорацию, электроэнергию, связь. Калмыкия осваивала все лимиты, которые выдавали тогда щедро. Не все регионы осваивали, а наш осваивал в полной мере, поэтому давали еще и еще. И Басан Бадьминович был культовый социальный топ-менеджер того времени. Вообще, любым регионом должен руководить социальный менеджер. Если регион находится в стагнации, он должен сначала выполнить антикризисные функции. Но какой бы экономика не была развитой, если население не будет видеть стимула для позитивной работы, оно не будет работать.
– А что даст республике вот это беспрецедентное внимание со стороны российского правительства в лице ключевых федеральных министров, которое оказывается с подачи высшего политического руководства государства?
– Оно беспрецедентное, это факт, я вообще не припоминаю в истории российского кабмина ничего подобного. За короткое время здесь побывало порядка десяти знаковых фигур нашей экономики, и это не только министры, у которых графики визитов в регионы, как правило, выверены за год вперед, так что ради приездов в Калмыкию ломались все графики.
Надо понять, что сейчас идет мало афишируемая большая работа Счетной палаты по проверке эффективности использования государственных средств. Речь не только или не столько о прямых хищениях, можно, к примеру, делать совершенно ненужную продукцию.
В бизнесе, как известно, легче с нуля подняться, и с таким подходом, с учетом того, что в республике ситуация нулевая, может быть, легче создать что-то новое. И тогда людям можно сказать – давайте возвращайтесь.
Должен отметить, многое, что произошло с экономикой нашей республики, было предопределено. В 1993 году я участвовал во встрече молодого руководства нашей республики с Егором Гайдаром. Я спросил: республика сельскохозяйственная, у нас скот кормит людей в прямом смысле, на производстве скота существует вся структура республики, что нас ждет? Гайдар устало ответил: «В экономике есть свои закономерности – будет сброс поголовья, соответственно, будет уменьшаться потребность в рабочей силе, таковы правила рынка». Это была позиция федеральной власти в отношении не только Калмыкии, а вообще сельского хозяйства. Последствия всем известны. Сегодня другой подход, как к новому экспортному потенциалу, потому что газ и нефть все-таки не восполняемые ресурсы. И сюда приезжал очень влиятельный министр сельского хозяйства.
Сюда приезжал Мутко, один из ключевых вице-премьеров. Мантуров – это надежда всей промышленности и оборонного промышленного комплекса. Топилин – представитель, можно сказать, аппаратной, старой властной группировки, я тоже понимаю, какие силы за ним стоят. Росводресурсы – это супер-организация по объему средств, которые ему выделяются. Это не имеет аналогов, прецедента в новейшей истории России. Выражаясь футбольным языком, республике пришел пас, многое теперь зависит как от главы, так и от калмыцкого правительства, которое возглавляет достаточно хорошо подготовленный Юрий Зайцев.
В общем, нам дали шанс. Но готовы ли мы к нему? С нашей разобщенностью, с калмыкоцентризмом. И почему нам его дали? Надо понимать время, ситуацию, в которой находится Россия. Впереди явно серьезный период неустойчивого политического баланса. Практически идет передел всего мирового баланса, а мы находимся в предграничной территории Российского государства, в зоне, где сходятся политические интересы крупнейших государств. Калмыкия – буддийская республика на границе с мусульманским миром, в котором огромное значение имеют позиция, устремления и геополитические интересы Турции и Ирана. Возможно, нам суждено пройти, нет, продраться через все политические перипетии вместе со всеми российскими регионами, с федеральным центром к новой модели взаимоотношений центр-регион, пройти неустойчивый период нового этапа госстроительства. И в начале этого пути центр дает щедрый пас, так что Калмыкия может стать предвосхищающим многие события регионом, кстати, я именно это имел в виду, когда употребил словосочетание «пилотная площадка».
– Тебя удивило предложение войти в список кандидатов в члены верхней палаты российского парламента? Чем сенаторы могут помочь республике?
– Немного удивило. В принципиальном плане сейчас дается дорога молодым, потому что в ближайшие годы предрешается судьба так называемого транзита власти. Начинается сильнейшая подготовка к этой смене. Идет форсированная смена поколений, во власть заходит так называемое поколение Путина, не в том смысле, что его сторонники, а это люди, которые формировались как личности при нынешнем президенте страны.
Должность, хочу подчеркнуть, называется – член Совета Федерации от исполнительной власти Республики Калмыкия. Кто будет ее занимать – исключительно прерогатива главы республики. Это будет человек, с которым ему комфортно работать. Поэтому сегодня меня больше занимает состояние гражданского общества в республике, чем этот список трех кандитатов. Для меня важно, чтобы в республике хотел согласия народ, а не только власть. Весомая по значению часть народа Калмыкии – наше коренное славянское население, представители которого в республике в системном плане не имеют полнокровной политической реализации, и мы с тобой это обсуждали.
– В публичном пространстве это не высказывалось никем, но если мы так понимаем ситуацию, мы обязаны это озвучить, согласна.
– Не хотелось бы, чтобы наша обеспокоенность вызвала механические реакции со стороны лидеров общественного мнения и представителей власти. Нет, речь не только о пропорциональном национальном представительстве в органах власти и других общественных институтах, это как раз самое формальное, легко корректируется. Да и на бытовом уровне определенный позитивный потенциал в сфере межнационального мира и согласия существует. Но это не что-то постоянное, его не только надо беречь фестивалями-праздниками, но и стремиться к общественной договоренности и системному решению проблемы. Тем более что впереди знаковая дата – столетие автономии Калмыкии.
Хотя я считаю, что всеми серьезными делами надо будет заниматься не сейчас, а осенью. Как юрист законовед хотел бы плана законопроектной работы республики с целью привязки его к местным условиям.
Ведь в республике есть субъекты законодательной инициативы, и есть особенности, о которых на верху практически не знают. Это и вопросы с ЛПХ, на тему несколько лет назад заходили ставропольчане, но сделали это грубо, с фискальной точки зрения, а там двоякая ситуация. Республиканская власть должна знать, что у них есть свои представители в представительных законодательных органах Федерации, и нужно плотно работать с ними. Приезд ключевых министров обязательно выльется в поручения и другие бумаги, к которым надо «делать ноги», ковать железо, пока горячо. Это такая тонкая ювелирная работа. В ней должен участвовать не только глава, который, как я вижу, прямо на амбразуру бросается. В ней должны участвовать председатель правительства, ключевые вице-премьеры, постпред, все члены Федерального собрания. Это такая должна быть футбольная команда в количестве 10-11 человек. У них должен быть свой Месси, который говорит все время: это коллективная игра!
Очень хорошо работает Татарстан, у них есть чему поучиться, и учиться этому не стыдно. Они просто ювелирно отжимают по-настоящему большие деньги. А если нет событий, они создают. Они говорят: Казани 1000 лет, соответственно, нужны деньги. Они говорят: в Казани Универсиада – нужны деньги. Казани оказались нужны высокоскоростные магистрали. Это и называется целенаправленное бюджетное лоббирование высокого уровня, причем системное, на протяжении многих лет. Все на Чечню думают, что она вливает деньги, а я вам прямо скажу, Чечня «светится», да, но там столько погромили, столько сломали, там действительно нужно было вливать. А на первых позициях многие годы были Питер и Татарстан. А мы выпрашиваем деньги как повод. У нас единственный случай был, когда шахматную олимпиаду организовали, потом организовали 400-летие добровольного вхождения. Надо бюджетный лоббизм наладить, специалистов, региональных лоббистов, надо готовить. Учить не только пониманию ситуации, но и умению общаться с людьми. Это не взятки платить, это надо с людьми работать. Надо чиновникам объяснять, почему именно Калмыкии нужны эти деньги. Так как у нас небольшой регион, в принципе, нам нужны не такие большие деньги. Считаю, повезло волгоградцам, потому что у них есть такой влиятельный лоббист Дорждеев, с его связями на федеральном уровне. Наши депутаты и сенаторы в Москве должны, обязаны быть лоббистами.
Сейчас начинается работа над Кодексом административных правонарушений. Там нужно искать свой интерес. Когда шла борьба с региональным сепаратизмом, как у нас водится, в пылу борьбы ребенка вместе с водой вылили. Есть же особенности, у нас юг, там север и т.д.
Отдельная тема – Водный кодекс. Надо его анализировать, принимали его в начале нулевых, а Калмыкия в силу своей безводности должна иметь особенность, защищающую наши ресурсы. Это не вопрос бизнеса, это вопрос выживания народа. Мы живем за «двадцаткой», это вообще климатическая зона, которую в Калифорнии называют Долиной смерти: ниже уровня моря, высокая инсоляция и отсутствие воды, а если вода есть, то она минерализованная. Так что на Водный кодекс уже сейчас нужно садиться, в том числе и депутатам Народного Хурала. Не надо придумывать большие законы, надо «вшивать» маленькую денежную тему в большой закон. В большом законе все хорошо, народу хорошо. И маленький какой-нибудь ссылочный пункт позволяет маленькой группе получать большие деньги. Это такой способ работы лоббистов, причем коммерческих. А здесь предполагается лоббизм в интересах всех граждан республики, с точки зрения общественного блага.
И еще: наши люди, молодежь в том числе, уехали в мегаполисы, на севера.
Надо ехать во все эти регионы, восстанавливать социальные связи, интересоваться их жизнью, помогать.
Чтобы все это вызвать к жизни, нужно объединяться. Есть такая правовая концепция – общественный договор, считаю, что нам всем надо прежде всего разговаривать.
– Кому объединяться – региональной элите или всем гражданам? Если первым, разве они захотят разговаривать?
– Согласен, они вели себя отчужденно…
– … и население отплатило на своем уровне в соцсетях.
– Высокий уровень озлобленности вкупе с эмоциональной безысходностью где-то можно принять, но я считаю, что надо всем разговаривать. Какая-то часть населения может уехать, но те люди, которые здесь хотят жить, должны знать, что они нужны республике. У нас одна земля, мы здесь один народ Калмыкии. И нам нужен общественный договор. Покажем пример нашей большой родине, России, Российской Федерации.
Майя ЛАНЦЫНОВА
Источник: Калмыкия Сегодня