“Степные Вести” взяли эксклюзивное интервью у человека, известного в нашей республике довольно давно. Фильмы, которые снимает бурятский кинорежиссер Солбон Лыгденов, не для тех, кто любит кровавые боевики и криминальные драмы. Он творит для тех, кто задумывается о своих корнях и истоках, о правде и честности, о любви к своей земле и народу.
– Солбон-ахай, сайн байна! Цаган сарин байрин менд күргжәнәв!
– Мендвт! Мендвт! Сагаан hарын баярые жаргалые хургэнэб ута наhатай, удаан жаргалтай, ажа hуухатнай болтогой!
– Солбон Дондокович, знаю, что вы из горных краев, горец. Я был у вас на родине, в Тунке, горная долина между Саянами и Хамар Дабаном – конечно, божественно красивое место. Это те места, которые когда-то наш Эзэн Богд Чингисхан запретил для проживания, создав, по сути, первый в истории человечества заповедник, где простые люди жить не могли. И природа долго оставалась нетронутой, девственно чистой. Там живут суровые горцы, люди длинной воли, если угодно. Расскажите о себе, о своем детстве.
– Ну что сказать? Это как в фильме «Мимино» – «верблюд знаешь?» (делает жест, изображающий горбы верблюда – Б. М.). Вот горы – то же самое. Я и вправду родился в горах, Тункинский район, село Монды. У нас, у наших предков, имею в виду, на самом деле вкус всегда хороший был. Широкие степи Прикаспия, Поволжья и Северный Кавказ – красивейшие земли, где наши ойрат-монголы жили и живут по сей день. Что от этих земель на восток до Станового хребта и дальше – это все красивейшие земли. На берегах Байкала красиво, и я считаю, что везде, где живут наши рода – красивые места.
Да, я считаю, что тоже родился в красивейших местах, но мое счастье в том, что я вижу красоты и прелести всех наших земель. И степные прелести вижу, и горные, и все остальные. Поэтому искренне горд тем, что принадлежу к нашей монгольской группе, буряад-монгольской, ойрат-монгольской, халх-монгольской. Мы принадлежим этому миру, и я этим очень горд и этим очень счастлив. С детства мечтал стать киношником и стал им, до этого прошел достаточно много, работал на телевидении, в разных структурах, в большом кино работал, в Москве, даже в Голливуде в больших проектах. Ну и, в конце концов, решил: чем мы хуже? Надо свое создавать, надо свое снимать, поэтому приехал на родину 10 лет назад и начал заниматься производством своих фильмов. Вот, в общем, вкратце, если так сказать…
– А в армии служили? Все-таки советский человек же.
– Да, служил в Казахстане. Кстати, до армии много слышал о калмыках, знал, что это родственные души и наши братья, мне отец очень много рассказывал, но впервые увидел калмыков именно в армии. Я уже был замкомвзвода, получил команду из Краснодара и тут читаю фамилии родные – Балданов, Дорджиев. Думаю, что такое, кто такие, что тут буряты делают? Вызываю, а это, оказывается, калмыки. Ну и, конечно же, эти мои братья сразу же под мое покровительство попали. До сих пор с ребятами общаемся, братаемся, до сих пор остаемся такими, какими мы были тогда. Кто-то из них живет в Москве, кто-то в Элисте, так что, Дорджик, Серега, Санал, вам большой, огромный привет! Если буду в Элисте, то, конечно же, увидимся.
– Думаю, вы еще к нам приедете, будет на то воля свыше – мы не раз увидимся.
– Наши предки в древние времена общались чаще, чем мы сейчас. Мы сейчас закрыты, зажаты, забиты и ограничены нашими современными всевозможными ограничениями и проблемами. А наши предки, люди длинной воли, ходили за горизонт легко, как говорится, как за хлебом (смеется).
– Согласен. Вот ваш первый фильм «Булаг», к примеру, о наших современных проблемах. Когда посмотрел его, впервые понял, кто такой режиссер Солбон Лыгденов. Там ведь показаны проблемы и язвы общества, причем не только бурятского, так ведь? Забвение истоков, алкоголизм, все эти социальные проблемы имеют один корень, по сути, это все не только у бурятов, но и у нас, да и в целом по стране и даже в мире. Как вы пришли к пониманию того, что нужно снимать именно такое кино? Цой как-то сказал фразу о попадании во время, считаю, что «Булаг» точно лег по времени. Пусть его не так много людей посмотрело, не весь мир, но кому надо было, они ведь его увидели. И я в том числе. Он действительно затрагивает, берет за душу.
– Нами сверху небеса, как говорится, управляют, я этого не отрицаю при всей рациональности нашего времени, сознания. Мы в этом ведь живем. Мы прислушиваемся к словам предков, к нашей земле, небесам. Они плохого не подскажут.
Кто мы такие, по большому счету? Живем как потребители, потребляем наше время, как можем. Я, например, уехал в Москву, хотел жить красиво, богато, зарабатывать деньги, но когда вернулся на родину в отпуск, увидел очень большие, страшные перемены. У нас молодежь отсутствует, как после войны, многие просто спились, сгорели, очень много такого было. И это была реальность. Я это видел везде. И нужно было об этом кричать, нужно было об этом сказать. Не хочу сказать, что именно ко мне эта мысль пришла, все-таки действительно наше общее горе, мы все об этом говорим, об этом плачем. И я не считаю, что могу что-то там сам сгенерировать, придумать, я думаю, что все равно сверху кто-то нам шепчет. Наши обстоятельства, наши небеса, наши предки, не знаю. Просто пришло время, когда надо было об этом сказать, и громко сказать, и показать. Думаю, что реакция на это была.
Вообще, изначально думал о том, воспримет или не воспримет народ этот фильм, будет смотреть или не будет. Но если через это хоть один человек изменит свою жизнь, то мы уже чего-то достигли. К счастью, мне до сих пишет очень много людей, не только из Бурятии, Калмыкии. Пишут из Казахстана, Татарстана, из соседних регионов. Фильм «Булаг» показали по телеканалу «Культура», после показа звонков стало очень много со всей страны. И это очень отрадно. Понятно, что в нашем потребительском обществе, в нашем потребительском поколении это не каждый будет смотреть. Но те, кому по-настоящему нужно, кто хочет поменяться, смотрят. Поэтому не считаю, что это только на мне зациклено.
Думаю, что историческая фаза времени для наших народов наступает. Приходит время просыпаться. И говорить, что только я за это ответственен, ни в коем случае не могу. Я вижу это в молодых ребятах, вижу силу пробуждения в молодом поколении, они реально пробуждаются. Вот они и натолкнули на эту идею. Поэтому благодарен всем, кто сегодня, несмотря ни на что, ни на какие социальные трудности и условия, беспокоится и говорит об этом. Просто нужно было собрать и рассказать. А это мы умеем, это уже технические вопросы (улыбается).
– Сколько по времени вы снимали «Булаг»?
– Написал за ночь. Сняли буквально за месяц. 27 июня выпустили в прокат у себя в Бурятии. Оттуда все пошло дальше. Вообще, такие вещи приходят очень быстро. Лежишь себе, спишь, например, и тут неожиданно посреди ночи кто-то тебя поднимает и начинает шептать на ухо и управлять твоей рукой – пиши, пиши, пиши, я буду диктовать. И ты уже не управляешь этим моментом.
Снимали в январе. Были удивительные моменты, такие необъяснимые. Например, должен был сниматься в «Булаге» Алексей Панин. Он, к сожалению, ушел из жизни, мы не успели его снять. И я вынужден был поехать в Москву и искать замену. Нашел друга Панина и моего друга Игоря Петренко. Объяснил ему ситуацию, идею рассказал, ему очень понравилось, он сказал: приеду, с удовольствием снимусь, но это будет 15 марта. Я прикинул, ждать долго, но ничего не поделаешь. В марте тепло пришло, снег, конечно, растаял, натура не соответствовала. А в день прилета Игоря Петренко наш Тункинский район снегом по колено завалило. Вот кто бы знал? И мы «чисто в тему» все отсняли как надо. Таких моментов очень много было. Каждый кадр был насыщен энергией, проявлениями сверхъестественной какой-то силы. Воли Неба? Не знаю, как точно объяснить. Не я снимал, это земля, небо, предки снимали. Лично я в этом убежден.
– Теперь и я убежден, что без вмешательства не обошлось. Пусть фильм без спецэффектов, по сути, простой, но за месяц такое снять, по-моему, нереально.
– Не обошлось, помощь сверху была. Даже в съемках, которые мы делали в горах. В горах вообще хорошая погода – редкий случай. Одна метель за ночь прошла, и ты там застреваешь всерьез и по полной, не говоря уже о том, чтобы куда-то ездить, снимать что-то, верхом скакать.
Но в самых сложных ситуациях, условиях, местах мы снимали без проблем. Нам погода открывала свои двери: довольно тепло, минус 15, дороги открыты, солнце светит. Люди наверняка не представляют, насколько сложно снимать на высокогорье.
– А «Булаг-2», премьера которого идет по Бурятии, и в Элисте, в кинотеатре «Октябрь», тоже показы в эти дни, его, насколько знаю, вы сняли буквально дней за десять. Я не ходил, пока настраиваюсь, так как для такого просмотра нужен настрой.
– Чистой плотной работы было восемь дней даже, мы побили все рекорды. За день сняли 57 сцен, это вообще мировой рекорд, на самом деле. Но опять-таки ссылаюсь на то, что идея очень нужная, не только нам, но и будущим поколениям. И об этом беспокоятся наши предки, которые за нами смотрят. Они направляют как бы. Любая сложность, которая возникала, сама собой решалась, как-то все само собой происходило. Погода, люди – все складывалось так, что удалось быстро снять. Люди очень талантливые попадались, простые люди, которых я отобрал на кастинге, те ребята, которые помогали… Их же кто-то присылает, тебе дает.
– «Булаг-2» мы с вами обсудим, когда посмотрю его.
– Посмотреть надо, конечно же. Добро пожаловать в кинотеатр «Октябрь» города Элисты (улыбается).
– Расскажите, что у вас с «321-й сибирской»? Столько времени и сил было потрачено на съемки, вы через столько прошли с этим фильмом. Почему до сих пор не было премьеры?
– Мы снимали «321-ю» без господдержки, это первое. Второе, я вижу, что все наши современные фильмы о войне, «Зоя» и те же «28 панфиловцев», снимались достаточно долгое время, по пять-шесть лет, обратите внимание. Причем они-то снимаются с большими деньгами, с господдержкой. Самостоятельно пробиваться очень сложно, да и сама идея… представьте, в Москве своя конъюнктура, которую они продвигают, им легче и проще, а тут мы, извините, вылезли, какие-то там сибиряки, и хотим кино снять (смеется). Все сложно, формальностей много.
И зритель, конечно, тоже раздвоился. Одни говорят, давайте все доделайте как надо, другие хотят кино прямо сейчас, давайте показывайте. Хочется кино показать, то, чего раньше никогда не было. Мы ведь никогда не рассказывали о наших героях крупным планом. О героях-калмыках, героях-бурятах, героях-якутах – первым, крупным планом. Никогда такого не было. Никогда так не показывали историю сибиряков: что именно происходило, кто они такие. Существует клише, скажем так, про них, еле говорящие по-русски, довольно стереотипные ребята, ходят, ничего не знают, ничего не понимают. На самом деле, по документам, это герои, люди с высшим образованием, с большой ответственностью и государственной, и военной. Они были и командирами, и политруками. То поколение отличалось большой ответственностью даже в свои 16-17 лет. На войну молодыми парнями они уходили зачастую не по призыву, а по собственному желанию. И они свое отстаивали.
– Было высокое чувство долга.
– Да, и о них нужно правду рассказывать. Они шли за новую свою страну. И поэтому мы, конечно же, привносим в тему много нового. Всем терпения, мы обязательно выпустим фильм в прокат, расскажем о подвиге наших отцов, дедов.
– Во время съемок «321-й» вы приезжали в Волгоград, были в местах, где проходили бои нашей 110-й ОККД. Написано, рассказано много, конечно, о 110-й, вам лично что запомнилось?
– На самом деле в наше время историки мало об этом пишут и говорят. И, в общем, население мало знает, по сути, о 110-й и о том, что было. И я, конечно, тоже знал только в общих чертах. Пока не приехал и не понял весь масштаб боевых действий, которые вела именно 110-я Отдельная Калмыцкая кавалерийская дивизия.
Вообще по всем военным канонам, по всем военным законам удержать такую ширину фронта в 60 км силами одной дивизии, составом около трех тысяч сабель – просто нереально. Причем, не имея поддержки ни тяжелой артиллерии, ни авиации.
Просто вдуматься.… Это какая воля, какая человеческая сила и какое умение, вообще, нужно? Я, конечно, был шокирован этим.
Когда я был в станице Раздорской, там были такие старые мужики. Они как раз, когда 110-я воевала, мальчишками были, это лето 1942 года. И вот они маленькими мальчишками наблюдали, как молодые калмычата с шашками кидались в атаку. Вот они тогда были шокированы тем, как молодые ребята, не имея никакой поддержки, до конца, не жалея жизни, бросались на танки – и остановили их.
Самое главное, тот участок фронта, та линия фронта вермахтом ведь так и не была пробита, хотя отправлено туда было огромное количество техники, огромное количество полков и дивизий, чтобы прорваться именно там, где станица Раздорская, потому что там как раз переправы. И именно там они не смогли пробиться вообще. И потери, конечно, были огромные.
Послевоенная идеология очень многое нивелировала, в идеологическом плане начала вести борьбу против подвига калмыцкого народа как такового. Надо современным людям, современной молодежи объяснять, что самыми первыми героями Советского Союза были калмыки, причем в большом количестве. И в Брестской крепости, и в первых самых сложных боях были представители калмыцкого народа. Об этом мало кто знает.
Вообще, по сути, о калмыках очень мало кто знает. Если в свое время Пушкин или Некрасов о них говорили, то этого, на самом деле, очень мало. На самом деле еще больше надо рассказывать.
– Я бывал в Бурятии, Монголии и видел, как развивается кинематограф у вас, у монголов. В Бурятии, в частности, снимаются фильмы, без всякой оценки «хороший-плохой», но есть, к примеру, «Решала» с продолжением, тот же «Булаг», которые показывают по федеральным каналам. А у нас в Калмыкии с этим как дело обстоит, как считаете?
– Ну, вот Элла Манжеева, например. Это очень талантливый режиссер. Ее картина, которая была представлена на международных фестивалях, на Каннском, на Берлинском, я считаю, очень большое достижение. И я думаю, что у калмыцкого кинематографа очень большое будущее. И то, что делает Санан Уруджаев, считаю, тоже большое продвижение в творчестве. И актеры есть, Женя Сангаджиев, например. Он вообще во всех крупных московских проектах снимается.
– Я, наверное, пытаюсь сравнивать, хотя это неправильно, понятное дело.
– У нас еще и Якутия есть. Вообще шикарный сосед. Последние якутские фильмы рвут все международные фестивали. Огромное количество шикарных фильмов они снимают, там талантливейшие режиссеры, которые проводят международные кинофестивали, где, кстати, на первом фестивале, я получил Гран-при (смеется, победно подняв кулаки). Да, конечно, Бурятия очень хорошо снимает, соседи тоже очень хорошо работают, но за Калмыкию я, честно говоря, не беспокоюсь, потому что молодые ребята есть, и я думаю, что в скором времени Калмыкия «выстрелит». В любом случае.
– А есть ли у вас в планах какой-нибудь совместный проект с калмыцкими коллегами?
– Знаете, я уже давно тот человек, для которого понятие «монгол» – это все. Это моя семья, мои братья, и я нас не разделяю. Молодежь еще может разделять как-то, калмыки, буряты, халхи, могут видеть какие-то различия. Я лично не вижу никакой разницы, для меня что калмык, что халх, что бурят одинаковы, это одна семья. И если в истории покопаться, почитать, то вообще сомнения уйдут прочь, потому что очень близкое родство.
Поэтому в планах очень много работ. Не совместных, заметьте. Я приеду в Элисту, как к себе домой, и буду так же с калмыцкими актерами, режиссерами снимать наше кино. И точно так же калмыки приедут к нам и будут снимать с нами наше кино. Я не хочу тут подчеркивать «наше совместное кино». Это просто наше кино. Без слова «совместное».
– Очень хорошее уточнение.
– Нам просто надо творить. Без всяких «чини-мини», «тана-мана». Тем более что ребят талантливых очень много. Хотел бы про 110-ю ОККД сделать уже не эпизод в моей картине, а полноценную отдельную картину. Это для начала. А дальше углубляться до тех пор, пока не зайдем за тысячу лет тому назад, когда мы с одной земли уходили в разные стороны, по разным обстоятельствам.
– Вы режиссер-баталист, может, какая-то баталия из военной истории калмыков вам особенно запомнилась?
– В калмыцкой истории столько баталий… Что ни век, то несколько крупнейших баталий, начиная с XIII-XIV веков. Сплошные битвы. Если даже мы российскую историю возьмем, скажем, последние 300 лет, то, начиная с Полтавы, крымских войн, одни калмыки там впереди везде «уралан», и это же не мелкие битвы. Кто первым в Париж вошел, откуда у нас в российские подразделения «уланы» вошли? Это масса всего, все это читаешь и, мягко сказать, поражаешься.
При всем этом калмыкам хочу напомнить: мы о калмыках много читаем, о Полтавской битве, крымских походах и прочее, но всех нас во всех летописях тогда называли мунгальские татары. Не надо забывать, что во всех калмыцких туменах присутствовали и наши, бурятские тумены, настолько были взаимосвязаны, просто нас всех одним именем называли. Кстати, об этом мы с Арлтаном Басхаевым говорили, потому что мои предки, судя по архивным данным, в Полтавской битве участвовали.
Мы в свое время были разделены географически, но, считаю, изначально были одним народом. Вплоть до того, что в XIX веке просто так могли поехать друг к другу свататься, жениться, то есть это было делом плевым. От Джунгарии до Каспия, до Иджил-мурэн сходить ничего не стоило. Сейчас мы разделены, а раньше могли быть в одном военном подразделении.
– То есть раньше, разделенные громадными расстояниями, мы были куда ближе друг к другу, чем сейчас, в век технологий.
– Раньше люди расстояний не боялись. К примеру, сижу я у себя в Тунке, сел на лошадь, своим сказал, я поехал на Каспий, на Волгу к Бате – и укатил. Через пару месяцев прикатил к тебе, ну выпили, съели несколько баранов, и я обратно поперся (смеется). Если судить по документам, это вообще было обычным явлением.
– Вполне, если учесть, что калмыки в Монголию, на Байкал, в Тибет ходили запросто.
– Да, запросто, это же сколько со стороны Бурятии, со стороны Калмыкии в Тибет ходило паломников, сколько статуй было утащено-притащено (смеется). Наши предки не боялись расстояний. А монгольское освободительное движение под руководством, извините, Джа-ламы? Тот вообще в масштабах континента оперировал. И таких сколько было? Люди ходили спокойно, взаимодействовали. И про это надо рассказывать. Особенно молодым, а то они сидят, охают, ахают, вот мы такие разные. Мне лично хватает три дня, чтобы вообще так же говорить на том же диалекте, что и собеседник.
– Снять бы такое наше историческое кино, обязательно с батальными сценами, потому что батальные сцены Солбона Лыгденова – это, конечно, масштаб. Но вернемся к современности. Не к Булагу, который я считаю вообще сакральным. Сейчас модно снимать, к примеру, про криминальные разборки 1990-х, про все такое. Понимаю, что для вас это снять проще простого. Вас в таком амплуа я не знаю, но такие предложения наверняка поступают? Как вы на такой жанр смотрите вообще?
– Знаете, это называется путь наименьшего сопротивления. Потому что востребовано современной конъюнктурой, все смотрят криминальные фильмы, и все это любят. Как говорится, любого дурака пригласи, да и самому можно сняться, потому что это очень легко, оттого художественной ценности оно не несет, но зато несет бабло. На этом можно бабло срубить.
Но в нас должна быть ответственность. Я как режиссер и художник могу это снять очень жестко, в очень жесткой форме, покруче «Бригады», мы же знаем все нюансы 90-х, но у нас начнется очередная романтизация этой идеи. Я принципиально против, потому что мы несем ответственность, мы зарождаем другое сознание, другое поколение и вообще несем другие ценности. Поэтому не хочу это вспоминать, за это время было много потерь, разного негатива всякого.
Вообще самый «дурдом», который был, – это 90-е. Не хочется к ним возвращаться. Жить таким маленьким потребительским мирком, где из-за долгов друг друга убивают, это самое низменное, подлое и уничижительное для человека, для достоинства, для гордости, для воина. Для нашего народа неприемлемо. Предки были воины, а воины, как завещал наш великий Чингисхан, в мирной жизни должны быть подобны мирным, в военное время страшнее любого зверя. А когда мы в мирное время начинаем вот так опускаться до низменного уровня ради каких-то денег, обменяв свою честь на это тряпье и на бабло, то это самое низменное. Это и есть грех, по сути. Для нас, воинов, это грех, я считаю. Поэтому не хочется снимать, не хочется это героизировать, всех, кто тогда прожил, я ни в коем случае не героизирую.
– Позиция, достойная уважения. Я согласен с вами. Вообще хочется, чтобы вы были очень частым гостем в нашей республике, в нашем городе. Понятно, что сейчас все не так просто, как раньше, из-за пандемии. Но, несмотря ни на что, мы вас ждем, чтобы пообщаться вживую. Спасибо большое за интервью, Солбон Дондокович!
– Спасибо и вам, манахс, халун менд! Сән бәәтн, мана хальмгуд!
Бата МАНДЖИЕВ
Фото из личного архива Солбона Лыгденова