Умер Евгений Евтушенко. «Каждый вспомнит в эти дни свое о Евгении Александровиче, и это страшно важно, ведь забвение – это худшее из того, что с нами сегодня происходит», – прочитала вчера у обозревателя «Российской газеты» Дмитрия Шеварова.
И в самом деле, как только узнала эту печальную весть, сразу же вспомнила творческий вечер Евгения Евтушенко, который я, студентка четвертого курса факультета журналистики тогда еще Ленинградского, а ныне Санкт-Петербургского государственного университета, пробующая к тому же свои силы на поэтическом поприще, не могла пропустить.
Весна 1986 года. Спортивно-концертный комплекс московского парка Победы, находившийся неподалеку от нашего студгородка на Новоизмайловском проспекте, был забит до отказа. Мы с подругой из Латвии Гунтой Шенберга, вооружившись биноклями, с интересом и завистью разглядываем с самых задних рядов бомонд Питера в партере: ух ты, как они близко сидят к нашему кумиру!
И вот он выходит на сцену в каком-то невероятно ярком лиловом пиджаке и джинсах. Ершистый, ироничный, с колючий взглядом, поэт – бунтарь, «шестидесятник». Абсолютно настоящий, такой, каким мы его знали и любили по книгам, газетам, телепередачам и стихотворениям.
Кратко поприветствовав публику, он тут же без каких-либо предисловий начинает громко декламировать свои творения, известные, признанные, популярные, многие из которых переложены на музыку: «Хотят ли русские войны», «Ольховая сережка», «Людей не интересных в мире нет», «Заклинание». Стихи-посвящения, стихи-признания, стихи-откровения:
Был я столько раз так больно ранен,
добираясь до дому ползком,
но не только злобой протаранен —
можно ранить даже лепестком.
Ранил я и сам — совсем невольно
нежностью небрежной на ходу,
а кому-то после было больно,
словно босиком ходить по льду.
Почему иду я по руинам
самых моих близких, дорогих,
я, так больно и легко ранимый
и так просто ранящий других?
Каждое стихотворение публика встречала гулом одобрения и овациями. Зрители с первых рядов осыпали знаменитость роскошными букетами цветов. Поэт благодарил кивком, не отвлекаясь на поклоны, рукопожатия и поцелуи. Он был всецело погружен в искусство декламации. Стихи читал громко, проникновенно, чеканя каждое слово, при этом раскачивался маятником, широко жестикулировал руками.
Двухчасовой творческий вечер и ни одной впустую оброненной фразы, он грустил, ликовал, страдал, смеялся, обличал и признавался в любви высоким штилем. С залом общался скупо, большей частью интересовался: всем ли его слышно? К нам, зрителям на последних рядах, проявлял подчеркнутый интерес: «Галерка, ты меня слышишь?» В ответ мы радостно вскидывали руки вверх: «Слышим!» и вздохом восхищения впитывали такие до гениальности простые и глубоко сопереживаемые строки:
Со мною вот что происходит:
ко мне мой старый друг не ходит,
а ходят в мелкой суете
разнообразные не те.
И он не с теми ходит где-то
и тоже понимает это,
и наш раздор необъясним,
и оба мучимся мы с ним.
Со мною вот что происходит:
совсем не та ко мне приходит,
мне руки на плечи кладёт
и у другой меня крадёт.
А той – скажите, бога ради,
кому на плечи руки класть?
Та, у которой я украден,
в отместку тоже станет красть.
Не сразу этим же ответит,
а будет жить с собой в борьбе
и неосознанно наметит
кого-то дальнего себе.
О, сколько нервных и недужных,
ненужных связей, дружб ненужных!
Куда от этого я денусь?!
О, кто-нибудь, приди, нарушь
чужих людей соединенность
и разобщенность близких душ!
Бальзамом души прозвучало признание Евгения Александровича в том, что он читает свои произведения большей частью для галерки, которая и является истинной ценительницей поэзии. И мы уже с превосходством бросаем взгляд в партер.
Галерка – это его лирические герои: лифтерша Маша, Настя Карпова, крановщица Верочка, буфетчица Зинка, сельская учительница и многие другие. И сам поэт тоже из галерки, такой же, как и мы, его разношерстная публика. Все мы – произведения одной большой многонациональной страны, которой он был верен до конца.
Евгений Евтушенко родился 18 июля 1932 года на станции Зима Иркутской области в семье прибалтийского немца Александра Рудольфовича Гангнуса и Зинаиды Ермолаевны Евтушенко.
Я сибирской породы.
Ел я хлеб с черемшой
и мальчишкой паромы
тянул, как большой.
Раздавалась команда.
Шел паром по Оке.
От стального каната
были руки в огне.
Мускулистый,
лобастый,
я заклепки клепал,
и глубокой лопатой,
как велели, копал…
Всего три с половиной месяца не дожил он до своего 85-летия. Юбилей поэта планировали отметить большим фестивалем, Евгений Евтушенко собирался отправиться в гастрольный тур с поэтическими вечерами по городам России, Белоруссии и Казахстана. Очевидно заехал бы и в Калмыкию, которую впервые посетил в 1967 году в составе делегации советских писателей, принимавших участие в Днях российской литературы в республике. В последний раз он был в Элисте проездом в июне 2015 года по пути в Волгоград, где в рамках года литературы состоялось одно из мероприятий концертного тура «Поэт в России – больше, чем поэт». Евгений Евтушенко был идейным вдохновителем, автором и ведущим тура с просветительской миссией по городам России от Санкт-Петербурга до Владивостока.
Конечно, запланированный на июль большой юбилейный фестиваль состоится. И Калмыкия примет в нем активное участие. Ведь это нашему поэту, подражая Пушкину, Евтушенко посвятил такие прекрасные строки:
Разглядели Вы, Римма Ханинова,
малолетку-сапера во мне
среди поля огромного минного
в нашей взрывоопасной стране.
Может, выгляжу я чуть комично,
буратинистый странный поэт,
но без Вас, дорогая калмычка,
меня в будущем, видимо, нет.
Скакуном я останусь не в мифе, не в притче,
перепрыгну любую межу,
только Вы меня чуть окалмычьте,
и тогда над вселенной заржу…
Фото из интернета