С временно исполняющим обязанности министра здравоохранения Калмыкии Булатом Сараевым мы встретились в тесном аскетичном кабинете с табличкой «заместитель» у двери и миниатюрным изображением цветной мандалы над креслом. Полагая, что беседа затянется как минимум на час, пропустили вперед собравшихся посетителей. И только после них вошли и увидели заваленный бумагами стол. Хозяин извинился за то, что недосуг их прибрать, а не то, что переехать в другой кабинет. С этого и начался наш разговор, сначала сдержанный, а потом уже более похожий на искреннюю заинтересованность донести свои мысли так, чтобы быть правильно понятым.
«За два года пандемии врачи как будто постарели»
– Булат Амангельдыевич, с 12 июля прошлого года, когда вы приступили к работе на должности первого замминистра здравоохранения, до мартовского указа о назначении вас врио прошло достаточно времени для погружения в региональную повестку. Вы уже отметили для себя болевые точки и перспективы калмыцкого здравоохранения?
– Времени на погружение не было вообще. Я сразу вступил в бой: в этот период как раз была очередная волна пандемии дельта-штамма коронавируса. Вирус достаточно тяжело протекает даже у относительно молодых. Высокая заболеваемость, смертность. Проблемы, с которыми столкнулась система здравоохранения, захватили. В то же время, не могу по итогам работы на должности первого заместителя министра сказать, что занимался только каким-то одним выбранным направлением. Как первый зам занимался многими направлениями.
– У вас взгляд со стороны – вы приехали из Астрахани.
– Что касается врачей, работающих в республике, и сотрудников минздрава Калмыкии, хочу однозначно сказать, что наши специалисты высококвалифицированные, соответствуют всем требованиям, доказывают каждый день, что могут работать и работают. Так сложилось, что в Калмыкии работает много выпускников Астраханского мединститута.
– Ваши однокурсники?
– Есть и мои однокурсники, и те, кто младше, и те, кто учился старше. Мы тесно общались, у нас было землячество, общие проблемы, которые мы старались решать вместе. Поэтому я не чужим сюда приехал. Многие, с кем учился из земляков, мне пишут, поздравляют, очень приятно, на самом деле.
– За два года пандемии мы как будто потерялись, не знаем, куда нам обращаться в случае, если что-то случится с нашим здоровьем. Плановые приемы-то долгое время были закрыты.
– Это объективно так, но в то же время и наш недочет. К сожалению, плановая медицинская помощь была резко ограничена в период повышения заболеваемости Covid-19, мы ее полностью возобновили в феврале, однако и сейчас на базе республиканской больницы развернут инфекционный госпиталь, где находятся в том числе и пациенты в тяжелом состоянии. Самая большая больница республики не полностью вернулась в штатный режим работы. А то, что население плохо информировано о возобновлении плановых мероприятий в здравоохранении, – это наш недочет, но мы стараемся исправиться и максимально объективно информировать людей о нашей работе.
– То есть вы думаете, что просто мало и плохо о своей работе рассказываете, и поэтому мы ничего не знаем?
– И это в том числе. Нужно говорить с людьми. Мы сейчас не сможем уйти от обсуждения проблем, люди задают вопросы, люди информированы. Честно хочу сказать, иногда хочется поговорить, самому объяснить, что некоторые вопросы не решаются в одночасье. Что это процесс, зависящий не только от решений министерства здравоохранения. Но, тем не менее, считаю, любой руководитель обязан рассказывать о работе своего учреждения.
Это же выгодно для нас самих. Если информация будет поступать по принципу «испорченного телефона», ожидания пациентов могут не совпасть с реальностью. Мы видели эту ситуацию в детской поликлинике, когда был резкий рост заболеваемости гриппом у детей. Хочу сказать, что после жалоб населения за один день администрация детской больницы смогла выстроить и наладить работу. И в дальнейшем, при резком росте заболеваемости Covid-19 при циркуляции штамма омикрон, мы увидели, что амбулаторно-поликлиническое звено было в целом готово. Мы учимся на своих ошибках.
Объективно хочу заметить, что на работоспособности медицинских кадров пандемия тоже сказалась значительно, мы, к сожалению, теряли своих коллег. Сам был неоднократно в красной зоне, работать там тяжело, это изнурительный труд, гибель пациентов персоналом воспринимается тягостно. Знакомая врач, все это время работавшая в ковидном госпитале, рассказывала мне на днях, что они с коллегами сравнивали свои фотографии в самом начале пандемии и сейчас: даже внешне люди за два года сильно изменились, постарели, что ли.
– Бытует мнение, что многие медики прошли туда из-за заработков.
– Я считаю, что любой труд должен достойно оплачиваться, тем более труд врача, работающего в условиях инфекционного госпиталя в тяжелых, угрожающих жизни и здоровью условиях. Это априори. Но, когда задумываешься о мотивации врача, понимаешь, что это не только высокий заработок, это касается любой врачебной профессии, честно, не могу сейчас назвать ни одного знакомого врача, кто пришел в профессию только из-за ожидания высоких зарплат.
Кстати, час назад приехал с совещания с федеральными коллегами: ситуация с ковидом ухудшается в мире. Даже с учетом того, что у нас границы по многим направлениям сейчас закрыты, мы ожидаем резкий рост заболеваемости Covid-19 и у нас в республике. Так что выплаты медикам сохраняются, ковидные госпитали работают, в любой момент готовы кратно увеличить коечный фонд.
Единственный надежный путь профилактики и тяжелого течения этой болезни – вакцинация. Сейчас уже зарегистрирована назальная вакцина.
Не хочу лукавить и говорить, что все у нас хорошо в здравоохранении. Существует множество проблем, и главное, мне кажется, это показатель смертности в регионе. По итогам 2021 года в республике отмечается высокая смертность в том числе от хронических неинфекционных заболеваний – болезней сердечно-сосудистой системы, злокачественных новообразований, внешних причин, значительную долю которых составляют дорожно-транспортные происшествия. Это сейчас для меня проблема номер один.
Здесь важны именно конкретные меры.
«Мы боремся за каждую жизнь», или «Цель отсрочена, но обратной дороги нет»
– Расшифровать можете?
– Прежде чем разрабатывать план по снижению смертности, мы с коллегами внимательно изучили причины, погрузились до каждого района, больницы, ФАПа, терапевтического участка. Открылась подробная картина в том числе и качества оказания медпомощи в этих организациях. Совместно с территориальным отделом ФОМС мы сделали выгрузку из базы данных лиц, более трех лет не посещавших врача, и составили в каждом районе поименные списки пациентов для прохождения профилактических осмотров и диспансеризации. Это группа риска, сейчас мы работаем с ней.
Мы знаем, сколько нам нужно сохранить жизней, чтобы достичь плановых показателей ожидаемой продолжительности жизни в республике. Сейчас разработан и внедрен пошаговый и детализированный план, согласованный с главными внештатными специалистами минздрава России по каждому направлению. Мы боремся за каждую жизнь.
– Вам должна быть хорошо знакома проблема с нехваткой узких специалистов в Калмыкии. Детский аллерголог, например.
– Наш детский аллерголог, кстати, она из Калмыкии, работает в Астрахани.
Всплывает вопрос кадрового обеспечения и большей текучести. Те студенты, которые уезжают за пределы Калмыкии и поступают в вузы других городов, зачастую остаются там работать. Больше скажу, те работники, которые уезжают повышать квалификацию, тоже могут остаться за пределами Калмыкии. Правда, насколько я знаю по многим моим знакомым, после определенного возраста люди возвращаются. Здесь комфортно для работы – дом, близкие, родственники и друзья. А переезд в другой регион всегда стресс.
Но мы же, наверное, не сможем вернуть распределение, как это было в советские годы. Основной упор делаем на медицинский факультет при Калмгосуниверситете, на целевое обучение студентов, чтобы они после обучения остались работать в республике. Мы уверены в том, что будет большой поток желающих поступить.
– Есть вузы с историей, базой. А наш госуниверситет никогда не был медицинским университетом. Кто будет учить будущих медиков?
– Список преподавателей есть, в нем даже есть кандидаты медицинских наук, наши местные врачи. На базе наших крупнейших медицинских учреждений организовываются клинические базы для обучения студентов, кроме того, наличие биологического факультета в КалмГУ несколько упрощает ситуацию, учебные дисциплины, особенно, насколько помню, на первых курсах во многом совпадают. С этим не должно быть проблем.
К слову, старейший Астраханский мединститут, основанный в 1918 году, вначале был факультетом Астраханского госуниверситета. Причем основан был Семеном Залкиндом, который организовал первую больницу в Калмыкии.
Кроме того, считаю, что необходимо усилить работу по ярмаркам вакансий в медицинских вузах, отслеживать судьбу всех наших студентов-медиков за пределами республики.
Есть не просто надежды, а уверенность в том, что вырастим собственные кадры. Эта цель, конечно, отсрочена, так как учиться на врача нужно шесть лет, но начало положено, обратной дороги нет.
«Хочу провести инвентаризацию»
– Мы переходим к вопросам о перспективах, которые вы наметили в своей работе.
– Я человек конкретный. Вам станет скучно, если я сейчас начну рассказывать, что буду предпринимать, чтобы отладить нашу систему здравоохранения. Во-первых, как юрист…
– В открытых источниках не видела информации о том, что у вас есть юридическое образование.
– А я себя не рекламировал (улыбается). У меня высшее медицинское образование, опыт работы врачом с 2004 года и, кроме того, в 2008 году я окончил Саратовскую государственную академию права по специальности юриспруденция, с 2012 года работал юристом и даже дослужился в крупной компании до начальника юридического отдела. Как все совмещал – сейчас с трудом могу представить. Это было тяжело, но захватывающе и интересно.
Так вот, как юрист я всегда делаю акцент на базовых вещах. А базовые вещи для меня – это те нормативные документы, согласно которым работает система здравоохранения и в том числе наше министерство, их законность, обоснованность. Любой человек, когда он приходит в новую сферу или просто в незнакомое место, хочет найти точку опоры, от которой он может оттолкнуться. Для меня такой точкой опоры всегда являются нормативные документы, законы, приказы, порядки оказания медицинской помощи.
Это как правила дорожного движения, они же писаны, по сути, жизнями и травмами людей. Здесь точно также. На ту нормативную базу, инструкции, которые разрабатывает министерство, я смотрю сквозь призму лечебника-врача и юриста. Документ не должен вызывать никаких сомнений в плане законности, в том числе у руководителей подведомственных учреждений. Наши приказы зачастую имеют финансовый характер. Например, о разворачивании или сворачивании коечного фонда в инфекционных госпиталях. Это зарплаты, медикаменты, оборудование, это финансовый документ.
Затем кадровая иерархия в самом минздраве. Проще говоря, кто что делает, за что отвечает и кто кому подчиняется. Когда два сотрудника начинают спорить, о том, чья обязанность что-то сделать, как работодателю разрешить этот спор? Чтобы решить эту проблему обращаемся к основному трудовому документу – должностной инструкции конкретного работника министерства. Главное – не оставлять решение проблемы на усмотрение самих сотрудников, иначе ничего не решится, а проблема останется. А может быть так, что подчиненные не выполняют поручения, а может быть потому, что им дают неправильные поручения, невыполнимые задачи? Всегда нужно разбираться!
В первую очередь также буду заниматься лекарственным обеспечением льготной категории граждан. Вопрос, который вызывает большое количество обращений, жалоб в адрес министерства и который зависит во многом от финансирования. Но также зависит и от своевременной отработки заявок на лекарства, их сбора, анализа и конечно от самой процедуры закупки лекарств. А это, конечно, слаженность работы сотрудников разных отделов – от лечебных учреждений до министерства.
– Значит ли это то, что в плане документального нормотворчества работа в ведомстве не была хорошо поставлена?
– Мне сложно кого-то обвинять. Кто-то говорил, что коронавирусная инфекция нас заставила за короткий срок выстроить параллельную вторую систему здравоохранения, которая наполнена кадрами, коечным фондом, лекарствами, расходными материалами, помещениями, оборудованием. Ресурсы, мы же понимаем, ограничены.
Скажу про хорошее. Мы сейчас лидеры в России по показателю младенческой смертности: с 2018 года у нас снижение по этому показателю. Я беседовал с нашими специалистами, спрашивал, как они смогли достигнуть этих результатов. Скажу, это колоссальный опыт и титанический труд, этот опыт мы будем использовать и сейчас, для снижения показателей смертности по другим нозологиям.
– Это плюсик перинатальному центру?
– Им и в целом системе здравоохранения. Это слаженность работы врачей районных больниц, перинатального центра, координаторов из министерства, которая привела к таким впечатляющим результатам.
Если рассуждать о порядке, правильности процессов, наверное, стоит сказать о состоянии материально-технического оснащения наших медучреждений. Этот вопрос во многом зависит от состояния зданий, где расположены наши медицинские учреждения. К сожалению, за последние десятилетия на это мало обращалось внимания. Многие медицинские учреждения расположены в нетиповых зданиях, постройки 1960-1970-х годов. А в таких помещениях невозможно расположить современное высокотехнологичное оборудование. То есть медоборудование там физически не поместится, а если даже и поместится, то его расположение в этом кабинете не будет соответствовать правилам и нормам пожарной и электробезопасности.
Сейчас хочу провести инвентаризацию всего нашего медоборудования в регионе – годы выпуска, амортизация, состояние. И не хочется предполагать, а такая вероятность может быть, что где-то в простое лежит исправное оборудование, в другом месте оно необходимо, а его нет. Здесь можно и нужно решить вопрос о перераспределении медизделий для эффективного их использования.
«Должны быть правила для всех участников процесса»
– Логично возникает вопрос о «метле, которая по-новому метет».
– Система здравоохранения достаточно хрупкая. Все сложное легко сломать неосторожными действиями. Мой принцип – «не навреди». И справедливо наши врачи требуют к себе, скажем так, особого отношения. Медицинскую помощь нельзя свести к обычной социальной услуге, как, к примеру, к стрижке. Длительность обучения наших специалистов, как минимум, составляет семь лет. По многим медицинским специальностям, чтобы стать хорошим специалистом необходимо проработать не менее 5-7 лет. А работа в министерстве и для специалистов-врачей, и для специалистов других специальностей – юристов, финансистов, кадровиков – это жесткий график, многозадачность, большие психологические нагрузки, огромная ответственность. Здесь, не побоюсь этого слова, закаляются люди. И бросаться такими кадрами, это однозначно не мой формат.
У нас достаточно слаженная команда, которая давно работает, со всеми в профессиональном смысле выстроен хороший диалог. Здесь только развиваться в лучшую сторону, ставить новые задачи и выполнять их.
– А именно?
– Безусловно, это и строительство медицинских учреждений.
В 2022 году – начало строительства госпиталя ветеранов войн, в котором будут располагаться также учреждение специализированных видов помощи «Сулда» и подразделение городской поликлиники. Это будет такой амбулаторно-поликлинический центр, оснащенный по самому современному принципу. Сейчас проходит процедуру государственной экспертизы проектно-сметная документация на онкологический корпус при республиканской больнице. Ждем положительного заключения на проектно-сметную документацию поликлиники в Городовиковске, разрабатывается задание на проектирование медицинского учреждения в селе Приютное. По программе модернизации первичного звена строится девять офисов врачей общей практики. В этом году планируется закупка и монтаж 13 ФАПов и врачебных амбулаторий.
– А как вы относитесь к смене подходов лечения в российской медицине от больного к протоколу, от личностного подхода к безличностному?
– Когда я учился в медицинском вузе, мы захватили еще принципы советской медицины, которые заключались в том, что нужно лечить не болезнь, а больного, проповедовали индивидуальный подход к каждому. А сейчас, наверное, в большей степени лечат болезнь по определенным алгоритмам, порядкам. Сами подумайте, почему это происходит. Не секрет, и мы это знаем из СМИ по разным регионам России, достаточно большое количество врачей привлекается к уголовной ответственности. И здесь должны быть какие-то правила для всех участников этого процесса.
В настоящий момент медицинское право – это нормы, которые содержатся в различных законах: уголовном, гражданском, административном. Наши доктора относятся к этому предмету не с должным вниманием, а когда попадают в реальные условия, где есть надзорные и следственные органы, родственники погибших пациентов, они должны доказывать свою правоту, опираясь на какие-то правила и нормативы, в том числе и с узкой юридической стороны. В то же время и пациенты должны быть уверены, что их лечат по определенным стандартам, подтвержденным и доказанным клинически.
– Алгоритмы защищают, в первую очередь, профессионала. А ведь любой пациент – существо индивидуальное, история знает массу примеров, когда полезно было отойти от жесткой нормы. Возьмем в пример коронавирус: методы лечения менялись вместе с волнами и штаммами.
– Новая коронавирусная инфекция – это, как следует из названия, новое, неизвестное ранее заболевание, поэтому понимание об алгоритмах лечения и профилактики приходило по мере накопления опыта. Сейчас уже мы знаем многое об этом заболевании. Кроме того, любой порядок оказания медицинской помощи допускает альтернативу в лечении. Так что это защита для всех участников процесса, в том числе и для пациента.
Мы подытожили нашу беседу с врио министра личными вопросами, решив, что читателям будет интересно из первых рук узнать о том, кто же скоро станет новым министром, отвечающим за наше здоровье. В том, что им будет Булат Сараев, сомневаться не приходится. Не под диктофон он все-таки рассказал «Степным вестям», что готовится к насыщенной командировке в Минздрав России, где его вначале должны представить федеральным коллегам. Он согласился ответить «в сухом виде».
«Мама до сих пор работает в школе Лагани»
– Родился в городе Каспийский, не путать с Каспийском в Дагестане (улыбается). Закончил лаганскую среднюю школу с серебряной медалью. Раньше не было, как это называется, ЕГЭ, я поступил в Астраханскую государственную медицинскую академию, сдав один экзамен – по биологии. До сих пор помню, как я ее учил по учебникам первого курса медицинской академии. И начал готовиться за год до поступления, у меня было несколько репетиторов, и в Лагани, и непосредственно перед поступлением в Астрахани. За мою подготовку, настрой перед поступлением я благодарен маме, она у меня учитель, до сих пор работает в школе, преподает русский язык и литературу. А папа долгое время работал на машиностроительном заводе в Лагани, сейчас вышел на пенсию.
«Не верю в теорию заговоров»
Да, с Главой Калмыкии мы учились в одной школе. Но хочу сразу же развеять слухи для любителей теории заговоров, я сам не верю в эти вещи. После 1997 года, когда мы закончили школу, Бату Сергеевич уехал в Москву, а я в Астрахань, мы практически не общались.
Та планка, которую нам ставит руководитель республики, – она очень высока. Я благодарен ему, что он заметил или вспомнил обо мне и привлек для работы. А я, со своей стороны, с радостью буду работать на благо своего родного региона. Для меня это важно, потому что здесь живут мои родители, родственники, моя семья, дети.
«Как работать с нашими выпускниками, чтобы они не покидали регион»
Почему не связывал свою карьеру в молодости с Калмыкией? Я думал, кстати, об этом. Человек в молодом возрасте, после школы не задумывается стратегически о будущем, но идет, наверное, по какому-то пути, на который встал. Я встал на эту дорогу в Астрахани. Мой родной брат уже учился там. Если бы мне предложили в нашей республике какую-то перспективу, я бы задумался, но предложений не поступало. Это, кстати, пример того, как нужно работать с нашими выпускниками, чтобы они не покидали регион.
«Если не можешь организовать, наверное, ты плохой управленец»
Что бы сделал в первый день назначения? Наверное, собрал бы коллектив, закрепил какими-то широкими мазками направления, по которым надо усилить работу. Заверил бы в том, что будем продолжать работать, мне все-таки близок принцип эволюции, чем революции. Я считаю, что последовательные изменения закрепляются более прочно. Дал бы понять, что резких изменений не будет: каждый работник ценен, за каждым из них семья, близкие.
Надо организовывать людей. Если ты их не можешь организовать, наверное, ты плохой управленец. Нужно постараться дать возможность сотрудникам комфортно работать с максимальной отдачей. Если человек будет работать из последних сил, захватывая выходные, сколько он так сможет? Я не люблю тревожить без надобности людей в выходные и нерабочее время, и если делаю, то делаю это вынужденно. Но это, конечно, меня не касается, я 24 часа в рабочем режиме.
«Я не трудоголик, но пока молодые, надо работать»
Семья понимает, я же так давно работаю. В понедельник ушел с работы в девять вечера, во вторник – в 10. Вчера мне выдалось уйти в восемь. Да, схалявничал (улыбается), просто быстро документы подписал. Прихожу на работу раньше девяти. В отпуске не был и не планирую. Я и на прежней работе не помню, когда у меня был полноценный отпуск.
Нет, не сказал бы, что трудоголик. Я все-таки стараюсь равномерно распределять дела. Переключиться мне помогает семья. Пока молодые, надо работать, как моя бабушка говорила.
Нет, я не знаю, что такое система канбан, предпочитаю простым языком объяснять. Ааа, эту доску попросил коллег повесить мне буквально на днях, потому что иногда нужно заходить в кабинет и сразу видеть основные задачи. Еще хочу попросить, чтобы обязательно в кабинете была карта Калмыкии с подробными дорогами. Я должен всегда понимать, как тяжело пациенту добираться или сколько времени его будут доставлять из районного населенного пункта до медицинских учреждений в Элисте.
Фото: Николай Бошев