Алтайские ирбисы, амурские тигры, соколы-балабаны — на рынке мировой торговли редкими животными, в том числе и включенными в Красную книгу, Россия представлена, как это ни прискорбно, богато. Каким образом отечественные браконьеры вписываются в систему всемирной торговли живым товаром, во что обошлись экологии страны кульбиты природоохранной политики, а главное — есть ли у нас шанс противостоять всему этому на уровне современных социальных и научных технологий? “Огонек” в Год экологии присмотрелся к положению на экологическом фронте
Асфальтовая дорога захлебывается в пыли сразу за Кош-Агачем — дальше пути нет.
Это село, как и многие поселения Республики Алтай, расположено в столь суровых местах, что их приравнивают к территориям Крайнего Севера. Живут здесь, согласно данным Росстата, загадочные 0,86 человека на квадратный километр. Все остальное пространство заполняют степь и горы, покрытые непривычной растительностью, свирепые ветра, и — минус 50 зимой.
Синие рериховские пики Таван-Богдо-Ула (“Пять священных вершин”) с заснеженными вершинами — одни из самых малоизученных и нетронутых деятельностью человека горных систем мира. Настоящий “край непуганых зверей” начинается на высоте 2 тысяч километров над уровнем моря, на стыке государств — России, Монголии, Китая и Казахстана. Сюда едут со всего мира желающие покорить бело-голубые ледники, насладиться дикой природой и любители поохотиться. Едут законопослушные граждане с лицензиями (за сезон их выдается примерно 10 тысяч) на отстрел волков, зайцев, медведей, козерогов и браконьеры, цель которых — пополнить трофеи краснокнижными животными: шкурой исчезающего снежного барса (он же ирбис) или подстрелить одного из самых крупных обитателей гор — дикого барана архара (он же аргали). Самцы этого вида столь крупные, что, говорят, в старых брошенных рогах могут завести свои норы лисы. К слову, здесь, в Кош-Агачском районе, в 2009-м и произошел нашумевший на всю Россию инцидент: во время охоты на аргали разбился вертолет с высокими чиновниками, погибло 7 человек, в том числе и полпред президента в Госдуме Александр Косопкин. В общем, и залетные браконьеры тут не редкость.
— Сделать с ними, как правило, мы ничего не можем,— рассказывает “Огоньку” замдиректора по науке национального парка “Сайлюгемский” Денис Маликов.— Недавно в наших краях был задержан бизнесмен из Владимирской области с тушей краснокнижного аргали. Знаете, что он “объяснил” следствию? Мол, просто дал “подержать” свое ружье проводнику из местных, и оно случайно выстрелило. В итоге судили местного жителя, который чудесным образом на следующий день заплатил штраф в 500 тысяч рублей…
Учитывая, что по законодательству 2002 года охотинспектора патрулируют территории безоружными и получают за эту опасную работу 20 тысяч рублей в месяц, картина, по крайней мере для животных, складывается печальная.
Петля времени
Мы поднимаемся высоко в горы: далеко под ногами — стадо яков, которые отсюда выглядят темными закорючками на серо-коричневом ковре степи. Пока приезжие журналисты скользят своими трекинговыми ботинками на острых камнях, их обгоняют местные в “алтайских кроссовках” — резиновых сапогах с высокими голенищами, которые тут носят и зимой, и летом. Вдоль ледяных ручьев стоят шелестящие иголками лиственницы, на них чаще всего можно обнаружить “петли” — удавки из проволоки, зависшие над землей и способные удушить практически любого зверя.
— Один охотник за день может поставить 150-200 петель,— рассказывает научный сотрудник национального парка “Сайлюгемский” Алексей Кужлеков.— При этом ловушка, бывает, годами остается “настороженной”, то есть в рабочем состоянии.
Вообще-то, в большинстве стран мира петельный лов запрещен: в СССР он также считался браконьерским предприятием, но в 2013-м в ряде регионов был разрешен для охоты на волка и зайца. Больше того, Минприроды предлагает расширить применение подобного способа добычи — законопроект по новым правилам охоты проходит стадию общественного обсуждения. Некоторые “зеленые” категорически против этой инициативы: в петлю может попасть кто угодно, включая краснокнижных животных, настаивают они. Алексей Кужлеков вспоминает, как недавно в петлях на горной тропе нашли семью снежных барсов: сперва в ловушку угодили котята, а через несколько сотен метров — самка ирбиса. Вообще, истребление в 1990-е браконьерами барса на Алтае — одна из самых больших экологических бед в России.
Небесная кошка
— Алтайцы в массе своей язычники,— рассказывает Мая Ерленбаева, сотрудница национального парка “Сайлюгемский”.— Например, они верят, что после смерти душа человека возносится к горным вершинам, где ее покой охраняет снежный барс. Можно сказать, у нас веками формировался образ барса как небесного животного.
Образ этот вполне материален: ирбис предпочитает труднодоступное заоблачное высокогорье — от 2 до 4,5 тысячи метров, где живет и охотится, чаще всего в одиночку.
— Алтайцы, как и другие народы, которые соседствуют с ирбисом, верят, что встреча с барсом несет удачу,— продолжает Мая Ерленбаева.
Но такая удача выпадает все реже. Снежный барс — это не только кошка, которая гуляет сама по себе, но и кошка, которую мало кто видел. Ученые десятилетиями изучают и охраняют животное, но в условиях дикой природы не видели его даже в бинокль. Все просто: статус небожителя, охраняющего души предков, препятствием для варварского истребления, увы, не стал. Причем главный удар по популяции был нанесен в 1990-е, когда местные жители в условиях финансового кризиса и безработицы массово занялись браконьерством в горах. За шкуру снежного барса в 1990-е можно было выручить десятки тысяч рублей — серьезный источник заработка для нелегальных охотников.
— Чаще всего шкуры забирали посредники-перекупщики и продавали их заказчикам,— говорит житель села Джазатор (расположено вблизи плато Укок и Южно-Чуйского хребта на Алтае) Мерген Марков.— Местные жители, выросшие в этих местах, прекрасно знали тропы ирбиса и сами ставили петли. Известны случаи, когда браконьеры добывали более десятка зверей.
В ходе первого в России международного совещания “Мониторинг и сохранение снежного барса в Алтае-Саянском экорегионе”, которое провел Всемирный фонд дикой природы (WWF) в конце мая этого года под Горно-Алтайском, ученые рассказали о беспрецедентной для этих мест программе по подсчету снежного барса. В основном хищников считают с помощью фотоловушек — специальных автоматических камер, которые биологи устанавливают в труднодоступных местах, где предположительно обитают дикие кошки. В итоге в объектив ученых на территории России попали 46-50 особей. При этом в Республике Алтай зафиксированы следы 29 барсов. Это, к слову, в три раза меньше, чем число экспертов, приехавших в эти края на заседание по спасению этого вида.
Живое снадобье
Сегодня браконьеры целенаправленно на снежного барса не ходят — слишком уж хлопотно. Зато активно истребляют кормовую базу дикой кошки — аргали, козерогов и особенно кабаргу (маленького оленя на тонких ножках). Дело в том, что брюшная железа этого последнего животного вырабатывает один из самых дорогих продуктов животного происхождения — мускус. В одном животном содержится всего 10-20 граммов ценного вещества, которое в китайской народной медицине, да и у нас в стране тоже, используют для изготовления снадобий чуть ли не от всех болезней — от эректильной дисфункции до онкологии. В Европе натуральный мускус в больших количествах идет в парфюмерию как закрепитель запаха.
— За кабаргу можно получить от 20 тысяч рублей,— рассказывает Мерген Марков.— За сезон только в нашем районе раньше добывали до 300 желез.
Тридцатитрехлетний Марков, который сам в прошлом занимался нелегальным промыслом, признает, что добычу вели откровенно варварски: у убитых животных вырезали лишь мускусную железу, туши бросали.
Традиционная восточная медицина и экзотическая кухня — главные драйверы браконьерства во всем мире. Чтобы пресечь каналы сбыта, контролирующие органы зачастую придумывают довольно необычные ходы. На днях появилась информация, что в московских ресторанах, торгующих блюдами из тигрятины, пройдут специальные рейды. Ученые будут брать мясо на генетический анализ, чтобы выявлять, какое именно животное попало на разделочную доску повара — выращенное в питомнике или отловленное в тайге. Мясо свободного зверя на черном рынке стоит около 100 тысяч рублей за килограмм (голова и бедра — 250 тысяч, шкура — от 700 тысяч). Правда, это чуть дешевле, чем несколько лет назад: спрос на тигра, по счастью, падает. В Китае построили несколько тигриных ферм, где содержат примерно 30 тысяч особей для “хозяйственных нужд”. Да и в целом подросло поколение, более ориентированное на Запад и в том числе на западную фармакологию. Но это скорее удачное стечение обстоятельств, чем принцип решения проблемы.
— Искоренить браконьерство чрезвычайно сложно,— рассказал “Огоньку” координатор программы WWF по сохранению биоразнообразия в России Владимир Кревер.— Но такие примеры есть, например на Дальнем Востоке, где на борьбу с целенаправленным браконьерством по тигру и леопарду потратили массу сил и средств. Там создали специализированные бригады по борьбе с браконьерством, наладили взаимодействие с силовыми структурами, создали кинологическую службу, обучили таможенников, чтобы те знали, где и как контрабандисты перевозят дериваты редких хищников. Но главное — обратили внимание на социально-экономическое развитие региона. Потому что когда людям реально нечего есть, ни о какой эффективной борьбе с браконьерством речи быть не может. Местному алтайскому населению нужно дать альтернативные — и легальные! — способы заработка.
Протестное браконьерство
В 2011 году WWF в партнерстве с Фондом Citi запустил спецпрограмму, чтобы с помощью обучающих семинаров и предоставления микрогрантов и микрокредитов развивать легальный малый бизнес в местах обитания алтайского горного барана и снежного барса. Людей учили обустраивать свои дома для приема туристов, показывали, как делать сувениры и готовить традиционные блюда. А в 2015-м бывших охотников из местных начали подключать к природоохранным проектам. Добровольцы проходят обучение и, используя фотокамеры для мониторинга ирбиса, получают вознаграждение, если ирбис продолжает фиксироваться фотоловушками, оставаясь на воле жив и здоров. Первым таким волонтером стал Мерген Марков. Как члену программы ему гарантирован небольшой, но стабильный доход: годовое вознаграждение в 30 тысяч рублей — эквивалент стоимости шкуры оставшегося в живых снежного барса. В обязанности волонтера входит установка и проверка фотоловушек, ликвидация проволочных петель, оставленных браконьерами. Отправляясь в горы, Мерген получает 700 рублей в сутки в качестве командировочных и еще 800 — как компенсацию за аренду транспортного средства, то есть лошади. Все его передвижения контролируются с помощью GPS-трекера, а отчетом о проделанной работе являются фото- и видеоматериалы, которые служат фактурой для анализа численности и ареала обитания исследуемого животного. В WWF историю Мергена Маркова называют примером эффективного сотрудничества с бывшими “барсятниками”. Он и сам признает, что отношение местных жителей к программам “зеленых” по сохранению биоразнообразия в регионе переменилось к лучшему. А ведь несколько лет назад, когда на этих землях обосновался национальный парк “Сайлюгемский”, население встретило биологов в штыки.
Как говорят эксперты, иногда в подобных случаях местное население практикует “протестное браконьерство” — животных убивают не потому, что это нужно, а назло инспекторам. Такой вот протест против необходимости вести промысел в рамках закона, лицензий и иных цивилизованных формальностей.
Яйца пеликанов
На Западе давно посчитали, что самый выгодный вариант защиты заповедных мест — экотуризм: водить организованных туристов, которые за разумную плату будут восхищаться природой и при этом ходить по официально разрешенным маршрутам, не нарушая покой животных. Предполагается, что к 2020 году именно такая форма работы с туристами будет приносить в мировую экономику около миллиарда долларов в день. Экотуризм уже сейчас развивается в два-три раза быстрее, чем иные направления туризма. А в качестве проводников и организаторов подобных туров чаще всего выступают как раз местные жители, прекрасно знающие свои родные места.
Для России это направление новое и непривычное: по мнению многих экспертов, до него мы еще не доросли. Например, несколько лет назад в Калмыкии, где уровень жизни столь же невысок, как и на Алтае, стали проводить фестивали тюльпанов и возить туристов любоваться цветущей степью. Граждане, не обремененные экологическим сознанием, днем тюльпанами действительно любовались, а ночью набивали срезанными цветами багажники и увозили охапками на продажу. Хватило трех лет — и это потребительское варварство пошло на спад…
Сегодня в Калмыкии действительно водят туристов экомаршрутами по заповеднику “Черные земли”, и это начинает давать эффект. Например, местные жители годами кормили свиней в своих хозяйствах яйцами диких, в том числе краснокнижных, птиц. По весне массово разорялись кладки редких розовых пеликанов, гнездовья черноголовых хохотунов, колпиц, чеграв и бакланов. Об этом бытовом варварстве было известно давно, но у инспекторов природоохраны до него просто руки не доходили. Зато когда туристы стали выкладывать фото этой дикости в интернет — процесс, как говорится, пошел.
Танцы со зверем
Площадь заповедных и особо охраняемых территорий в Горном Алтае — самая большая в России. Но наладить здесь экотуризм не так просто. Не всякий путешественник готов отмахать 400 километров до потрясающих заповедных мест, поэтому большая часть приезжих оседает недалеко от Барнаула — столицы Алтайского края. Да и местные жители пока не готовы встречать турпотоки: образцово-показательные национальные юрты, похожие посреди степи на большие шерстяные пуговицы, с удобствами во дворе трудно считать магистральным прорывом к цивилизации. Тем не менее турист потихоньку пошел, в том числе и иностранный. Говорят, землякам помогла Алтайская принцесса — в 1993 году археологи нашли на плато Укок древнее захоронение молодой знатной женщины, прекрасно сохранившейся благодаря вечной мерзлоте, и это открытие произвело фурор в мире. Само плато было объявлено “зоной покоя” и внесено в число объектов Всемирного природного наследия ЮНЕСКО. Пять лет назад национальная интеллигенция стала требовать закопать принцессу обратно, утверждая, что археологи вскрыли могилу “прародительницы алтайцев” — “принцессы Кыдым”, из-за чего Республику Алтай потрясают беды. Но есть основание и для альтернативной версии: принцесса, наоборот, родной край выручает, так как вызвала к нему мировой интерес.
— У нас многие незаконные охотники перепрофилировались в туроператоров,— говорит житель села Курай Андрей Саппо, который сам устроил гостевой дом благодаря микрокредитам по программе WWF.— Я вот за сезон принимаю у себя до 200 гостей, едут из Австралии, из Германии, из США. Один мужик на мопеде из Южной Кореи приехал. Я его сначала за нашего принял, а он все: “Сенкью, сенкью”, а я ж по-английски не понимаю… Но ничего: я иностранцам улыбаюсь и рисунки рисую. Они тоже улыбаются и рисуют. Думаю, дочек надо языку учить, как же они иначе про всю красоту нашего края расскажут?
У Андрея за плечами геофак Алтайского университета, и это помогает водить туристов по неисчислимым природным и рукотворным памятникам — ледникам, ущельям, альпийским лугам, курганам, могилам, древним ирригационным системам, скифским “каменным бабам” и пр. И заодно рассказывать, что люди и звери издревле тут жили бок о бок.
— А вы видели наши петроглифы? — спрашивает он.— Рисунок на камне сделан за 4 тысячи лет до нашей эры. На нем по-детски нарисован человек и кошка с хвостом, загнутым крючком вверх. Видите, барс и человек, как в танце, смотрят в разные стороны, но живут-то вместе. Пока так будет, срединный мир, где обитают люди, не смешается с другими мирами и будет цел. Ну кто об этом расскажет людям, как не мы, алтайцы?
Мировая браконьерская сеть
Контрабанда редких видов животных и растений, которых используют для развлечений, еды, изготовления лекарств и аксессуаров, процветает не только в России. Конвенция СИТЕС, под патронатом которой находятся 33 тысячи видов животных и растений, пытается остановить торговлю живым товаром
Мировой оборот контрабанды редких видов животных и растений составляет до 9 млрд долларов в год. По доходности это второй незаконный бизнес в мире после наркоторговли, в котором высокий риск окупается ростом расходов. К примеру, редкий вид обезьяны уходит за 1-5 тысяч долларов, слоны — более чем за 100 тысяч, а рог носорога — за 5-10 тысяч. Неудивительно, что рынок давно глобален: редкие виды развозят по миру и разводят в неестественной для них среде, поэтому из России, бывает, вывозят мартышек, а в Чехии, случается, разводят рептилий из тропиков.
Что и куда. В силу глобализации спроса трудно выделить и конкретные страны, где редких животных и растения покупают больше всего. Есть, конечно, местные традиции, например, в странах Юго-Восточной Азии процветает нетрадиционная медицина, которой нужны когти тигров, медвежьи лапы, рога сайгаков и т.п. В ОАЭ, Саудовскую Аравию, Сирию для частных зоопарков везут диких птиц: кречетов, сапсанов и соколов-балабанов. А арабские принцы не раз были замечены в VIP-браконьерстве в Калмыкии.
“Горячие точки”. Главными регионами, из которых вывозят живой товар, эксперты считают Южную Африку и Австралию (там браконьеры вылавливают экзотических попугаев, слонов, носорогов); Вьетнам, Чехию, Словакию (из этих стран вывозят редких приматов и рептилий, часто это просто транзит); Германию (здесь богатейшие коллекционеры насекомых в мире). Белого медведя можно купить в Канаде, которая остается единственной страной, где разрешено убийство и продажа этого краснокнижного животного. А вот для азиатского рынка важной точкой сбыта остается Владивосток, куда стекаются браконьерские трофеи со всего Дальнего Востока — амурские тигры, дальневосточные леопарды, гималайские медведи, а также различные морские “деликатесы” — крабы, черепашьи яйца, трепанги.
Источник: Журнал “Огонек”
Фото: ФГБУ “Государственный заповедник “Черные земли”