Несмотря на пандемию в прошедшем году были достойно проведены мероприятия, посвященные 100-летию нашей государственности в составе России, Российской Федерации. Полагаю, что в этом году молодой праздник – День Республики – должен получить дальнейшее развитие.
Размышляя, пришел к выводу, что эмоционально он может и должен быть связан с таким же современным праздником, Днем России. Всего несколько федеральных праздников, дающих в том числе дополнительные дни отдыха, было утверждено в постсоветский период, и один из них, День России, отмечается 12 июня.
Начну с того, что вернусь к 20-му году прошлого века, когда была создана Калмыцкая Автономная область, которую в 1930-е преобразовали в автономную республику. Затем была ликвидация республики и депортация “навечно” калмыков в Сибирь и районы Дальнего Севера, было возвращение, воссоздание автономной области, а затем и автономной республики. В 1990-е годы Калмыкия стала республикой, субъектом в составе Российской Федерации. Не вдаваясь в анализ юридического свойства, хотел бы задаться вопросом: почему дважды нам, калмыкам, дали возможность иметь свою автономию в государственно-правовых формах соответствующих периодов? И давало такую возможность именно российское государство: РСФСР, Российская Федерация – Россия.
Понятно, что в 1920-е годы в рамках партийной программы РКП (б) калмыкам была предоставлена возможность осуществить право нации на самоопределение. Сейчас ясно, что этот программный пункт правящей партии, среди других ключевых факторов, обеспечил победу в Гражданской войне, но, по законам диалектики, со временем перешел в свою противоположность и в какой-то степени послужил триггером развала Советского Союза.
Но надо быть объективными: именно молодая Советская власть дала разрозненным частям калмыцкого народа возможность создать национально-территориальную единицу с правами автономии, причем со временем – республиканского характера, в составе РСФСР. В программах антисоветских сил этого не было; возможно, наши предки стали бы казаками Астраханского казачьего общества, это в лучшем случае, а возможно, юридически остались бы инородцами.
Автономия – особый вид, правовой режим осуществления государственной власти на определенных территориях, имеющих особенности национального (не всегда, кстати) и социально-экономического характера. Возможно, при наделении автономией учитывался определенный вклад наших предков в освоение этих земель – сердцевины Дикой Степи, оплаченный ими за несколько столетий ратными делами, т.н. “налог кровью”, укоренелость калмыков в составе российского государства.
Об этом еще в 1912 году, на 100-летие Отечественной войны 1812 года, написал известный на Юге России историк Прозрителев: “Теперь, когда упорядочение свершилось, когда русский человек поставил свое знамя высоко над всеми соперниками в обладании страной и народный гений стремится к братскому общению со своими противниками и правдивому, без насилия чужого достоинства, общему укладу, не может быть забыт и калмык, как сын великой страны, для оберегания единства которой и он проливал свою кровь”.
Даже в братоубийственной (прежде всего, для русского народа) Гражданской войне калмыки вели себя соответственно статусу, который был у них до начала войны: донцы большей частью, если не подавляющей, сохранили клятву верности Российской империи, калмыцкий пролетариат прилегающих к Волге районов шел за красными.
То есть калмыки разделились на социальной почве, на идейных началах и сопутствующих им обстоятельствах, а не объединились на национальной основе. Классических массовых националистических движений за независимое государственное образование не было. Глубоко, наверное, зная историю ойратских предков, политические силы того периода не выдвигали лозунгов о возвращении к прародине. Калмыки как часть народа России тогда активно участвовали в определении ее исторической судьбы.
Читая архивные документы, ясно понимаешь, что вся национально-государственная политика того времени, опираясь на интернационализм его, как тогда говорили, передового отряда – пролетариата, зиждилась, в первую очередь, на русском крестьянине, многомиллионные массы которого поверили большевикам и, в конечном итоге, пошли за Советской властью. Особое значение это имело в национальных окраинах, в том числе и в Калмыцкой степи.
Ситуация с донцами-калмыками была предопределена: большая часть населения пошла за лидерами Белого движения, среди руководства которого были и калмыки. Главное же значение имело развитие ситуации в Калмыцкой степи, как тогда называлась административно-территориальная единица в составе Астраханской губернии. Важна была не только активность лидеров “красных”, но и позиция наших местных славян. Кровью и мечтами о счастливом и справедливом будущем как калмыков, так и славян сопровождалась борьба за него.
Конечно, судьба калмыцкой государственности в форме автономии решалась не только в боях, но и в кабинетах Кремля. Созданная в жесточайших условиях новая Россия руководилась жесткими и сильными людьми, особых сантиментов не было, мы это знаем по воспоминаниям современников, по архивным документам. Решение принималось с учетом всех обстоятельств. В первую очередь в политике ценится реальная сила, еще одним фактором является политическая перспектива.
Не такой уж многочисленный народ, калмыки показали в лихолетье, что имеют принципы и способность воевать за новую власть, пусть при этом часть народа пошла против будущих победителей. Лидеры же калмыков и славян Калмыцкой степи, пошедшие за Советами, за большевиками, повели за собой народ. Это касалось не только полей сражений: когда войны заканчиваются, уже многое зависит от чиновников, управленцев, от их способности руководить, направлять.
Мало кто знает, что в предвоенные годы проводилась политика “коренизации”, среди ее направлений была и подготовка именно калмыков-чиновников, перевод документооборота на калмыцкий язык. И это принималось населением, в том числе не калмыцким. При определении земель автономии достаточно долго проводилась работа специальным российским ведомством, Федземкомом, с учетом и национального фактора.
Вся эта невидимая и малоизвестная работа чиновничьего, партийно-государственного аппарата, а также огромный труд населения привели к тому, что в 1934 году автономная область была преобразована в Калмыцкую Автономную Советскую Социалистическую Республику в составе РСФСР. Словом-понятием р е с п у б л и к а уже обозначено было новое качество автономии, и в этом есть заслуга многих и многих: калмыков, русских, украинцев, татар, казахов.
Теперь о политической перспективе. Тогда еще не умерла идея всемирной революции, и калмыки как народ представляли особый интерес тем, что из калмыцких степей, образно говоря, можно было увидеть Гималаи, Тибет, пробуждающуюся Азию, о которой тогда мечтали – и не только мечтали – “комиссары в пыльных шлемах”.
Сотни “рыцарей революции” из Яндыко-Мочажного и других улусов Калмыкии были переброшены в 1920-е годы в Монголию, где, как мне рассказывали монгольские студенты в период моего обучения в МГУ, определялись местным населением особой посадкой на лошадях во главе мчащихся вооруженных отрядов. И они помогли отстоять, в конечном итоге, независимость этой части Монголии, содействовали в ее движении из феодализма (минуя капитализм) в социализм.
Невидимую и опасную работу в разведке в ХХ веке выполняла также и часть наших земляков, продолжая давнюю традицию еще квартирмейстерской службы генерального штаба царской России. Наши земляки допускались, имели возможность служить там, куда европейцы по определению попасть тогда не могли. Ведь Центральная Азия еще не забыла, еще помнила величие ойратских предков калмыков и силу его оружия.
Конечно, простым людям, которые жили уже в мирной Калмыкии, было не до того в большинстве своем: они пасли скот, взращивали хлеб, занимались рыбным помыслом, учились, женились, растили детей. Именно эта разноплановость интересов, разный быт двух народов позволяли создать достаточно гармоничную среду, атмосферу, шло взаимопроникновение культур и обычаев.
Славянское население шло в степь со второй половины XIX века разными путями из разных мест: кто-то из Тавриды и других мест Малороссии, кто-то из Царицынской, Воронежской, Тамбовской и других губерний. Были, кстати, переселенцы и неславяне: например, из Одесской губернии, с библейскими именами и фамилиями. В Яшкульском районе тогда же было основано селение Эрмели, что переводится как армяне. Постепенно уходя в степь и укореняясь в ней, привыкая к калмыцкому чаю и калмыцкой баранине, познавая калмыцкий язык и традиции, наши славяне становились степняками, при этом сохраняя, а где-то и преумножая свою национальную идентичность.
Живя и взрослея в Яшкуле, я пересекался, общался с детьми и взрослыми по фамилии Субботины, Спиридоновы, Медведевы, Потаповы, Клыкановы, Стороженко, Филимоновы, Рвачевы и многими другими – потомками тех, кто пришел в наши степи во второй половине XIX и в начале ХХ вв. Это были коренные, в самом классическом понимании слова, яшкуляне, так как изначально поселения вдоль тракта/дороги на Астрахань создавались оседлым славянским населением. Их деды, родители знали калмыцкие обычаи, традиции, наконец, калмыцкий язык, на равных с калмыками.
Как-то на 30-летие Победы, идя вдоль улицы Наташи Качуевской, я подростком увидел деда Павла Алексеевича Клыканова, на груди которого были орден Красной Звезды, орден Славы и боевые медали. Он шел к своей дочке, жившей поблизости, и на великолепном калмыцком бормотал: “Ю гиhәд эн цаасн (грамоту) өгсм…”. Этот своего рода протест против формализма и казенщины в майские праздничные дни – «зачем эта бумажка в такой праздник» – он сопровождал сочными калмыцкими идиоматическими выражениями. Вообще, Клыкановы настоящие воины: племянник Павла Алексеевича, Герой Советского Союза Анатолий Алексеевич Лопатин, уроженец славного Чилгира, погиб в последние апрельские дни войны; внук Клыканов Анатолий уже в 1980-е годы служил срочную, воевал в Афганистане и тоже показал себя настоящим мужчиной.
Однажды с “однокашником” по гашунскому детсаду Сергеем Киржановым я был в гостях у старейшины Яшкуля Сангаджи-Гари Батнасуновича Меджиева, и он рассказал среди прочего о том, как их встречали из Сибири, после депортации, земляки-яшкуляне, которые были детьми, когда калмыков выслали. Известный для нашего и старшего поколения “темәтә өвгн” Потапов (дед с верблюдом), который их встретил на станции на своей повозке, так говорил на чистейшем калмыцком языке, что Меджиев, наш “полтора Иван”, легендарная личность в Яшкуле, увы, уже ушедшая, почувствовал тогда, что знает калмыцкий язык хуже Потапова. Потапов рассказывал, как они жили после выселения калмыков. Были переселены выходцы из Саратовской и других областей, “сарпулин улсмуд”, как он выразился. И они, местные, разговаривали между собой часто на калмыцком языке, чтобы чужаки не знали, о чем они говорят.
Эти моменты, большей частью бытового свойства, подчеркивают, на мой взгляд, тот факт, что в Калмыкии в ХХ веке была уже сформирована определенная общность двух народов как составная часть советского народа.
Вместе с тем в Калмыкию уже в 1960-х годах приезжали и оставались, укоренялись новые люди: так, например, остался в Яшкуле после службы в соседней воинской части Якимов Виталий Григорьевич, который женился на нашей Нонне Николаевне Смирновой. Это мои учителя из легендарной уже Яшкульской средней школы № 1. Учителями моими были приехавшие из Тулы Кузнецова Людмила Леонтьевна, Массальцева Ольга Федоровна из Краснодарского края, Джиляева (уже по мужу) Светлана Владимировна из рязанского Пронска. Учителем труда у нас был потомок основателей поселка Моисей Васильевич Мелешин, его мозолистые и крепкие руки помню до сих пор, так как он учил нас столярному и слесарному делу, учил спокойно, не торопясь, основательно. В Яшкульской школе-интернате до сих пор помнят харизматичную, на современном языке, Веру Евстафьевну Щербакову.
Мы, наше поколение, помним и искренне благодарны тем, кто учил нас, открывал дорогу в большой мир. Многие из них приехали на нашу малую родину и не побоялись остаться и жить в сложных, по климату прежде всего, условиях.
Когда я был студентом, в общежитии хорошо общался с земляком из Пятигорска Романом Колесниковым. Позже, приехав в гости к нему семьей, познакомились с его мамой Нелли Ивановной, которая, как оказалось, молодой девушкой, выпускницей математического факультета Ставропольского пединститута была направлена – надо же! – в Хулхуту, откуда, поработав, перевелась уже в Яшкуль. Мир тесен, как говорится!
Интересно было ее воспоминание о том, как в конце 1950-х в классе дети молчали, оглушительно молчали, если можно так сказать. Она поначалу думала, что это связано с ее маленьким педагогическим опытом, переживала. А перед ней сидели дети Сибири, сибирские подранки, дети спецпереселенцев, навечно высланных и неожиданно вернувшихся на непривычную для них тогда родину, Калмыкию. В ее воспоминаниях прозвучало несколько фамилий старшего поколения моей яшкульской школы, директора того времени, фронтовика Михаила Манджиевича Чиряева, которого она по-хорошему вспоминала за его поддержку и понимание.
Еще один флешбэк: после возвращения из Сибири отец моего старшего земляка (он и рассказал эту историю) нарвался, что называется, на хама, руководителя одного учреждения. Все шло к нехорошей развязке, но в этот момент появился подтянутый, в офицерской форме майора, яшкулянин Анатолий Михайлович Субботин, он увел земляка во двор учреждения и сказал по-калмыцки, назвав по имени, – иди, родные ждут тебя. Люди помнят о нем, о его других поступках, не только этот случай.
Возвращаюсь к вопросу: почему же дважды в ХХ веке нам дали возможность иметь автономию, государственность? Применительно к 50-м годам прошедшего века уже, в общем-то, известны канва и участники тех событий, которые привели к восстановлению автономии, к возвращению калмыков на родину, домой. Основной документ подписан был Климентом Ворошиловым, прекрасно знавшим калмыков по событиям Гражданской войны, естественно, решение было одобрено главным партийным руководителем того времени Н.С. Хрущевым. Была восстановлена историческая и человеческая справедливость. Помимо этого, полагаю, руководству страны было ясно, что эта земля, обезлюдевшая, расчлененная между несколькими областями, никому не нужна была, как будто с выселением калмыков из степи ушла душа и сакральные хозяева покинули эти места. В новых областях бывшие калмыцкие земли стали периферией, бросовыми землями. Степь ждала своих друзей долгих почти 14 лет, и они вернулись, и с этого момента уже началась, как говорится, другая история…
Поэтому сейчас, в очевидно сложные времена, когда в воздухе витает неопределенность, нужно вспоминать всех тех, кто жил, работал, защищал нашу родину. При этом надо понимать, что у каждого своя малая родина.
Для меня это и моя Калмыкия, хотя я уроженец Ставрополя, появившийся в этом южном городе в студенческой семье, и моя же родина – Россия, Российская Федерация, огромная и достойная страна.
Да, к сожалению для моего и старших поколений, уже нет нашего Советского Союза, все мы сейчас живем в не самом спокойном времени, сложно и непросто прошли эти десятилетия после того, как спустили навсегда флаг СССР. Но она у нас есть, наша общая большая родина. Это Россия, Российская Федерация!
С праздником вас всех, дорогие земляки!
Юрий СЕНГЛЕЕВ,
член Общественной палаты Калмыкии