Маленький Женя Дакинов никогда в жизни не видел калмыков, и когда странная тетя с узкими глазами, пытаясь его обнять, протянула к нему руки, он в испуге отшатнулся, а
потом, плача, отбивался от ее назойливых притязаний. Все оказалось просто: его в детдоме нашла старшая сестра, которая после долгой разлуки приехала с мужем забрать брата. А Женя – ни в какую! Не поеду – и все! Тогда коварные взрослые пошли на хитрость: угостили упорного мальчишку мороженым. Тому угощение понравилось, неземное лакомство даже не было с чем сравнить. Им-то и заманили пацана к поезду. Но все хорошее когда-то кончается, закончилось и мороженое. Женя понял, что ловить больше нечего, и прямо с перрона попросту сбежал. Потом, конечно, его нашли, приласкали, обогрели. Не столько физически, сколько душевно. Так, в конце концов, он обрел настоящую семью в городе Барабинске Новосибирской области.
Вспоминая тот давний случай, Евгений Дакинов рассказывал о сибирских мытарствах. Он рано потерял мать и отца. Сначала его определили в дом малютки, позже одни казенные стены сменились другими – детдомовскими. Одним словом, «обычная» судьба калмыцкого мальчишки, чьи родители волей Усатого оказались в холодных краях. Правда, он тогда не понимал всего трагизма сложившейся ситуации, поэтому, как все, лил горькие слезы, узнав о смерти «вождя народов». Детдом располагался в большом селе, вернее, поселке городского типа. Железнодорожная станция рядом, поезда проходят. Гудят, аж, мурашки по коже. Люди идут мимо большого портрета… Взрослые рыдают, дети им вторят.
Но жизнь, между тем, продолжалась. Учился в школе, колол дрова, таскал воду из Оби метров за четыреста, чтобы баньку истопить на всю большую семью, помогал взрослым, чем мог. Однако всему бывает конец, и Женя в 1962 году оказался в Калмыкии.
Школа – работа – армия – вуз. Да не простой – Ростовский университет, юрфак. Девять человек на место было, но Дакинов не ударил в грязь лицом – поступил, а через пять лет успешно закончил.
Может возникнуть вопрос: на какие деньги жил? Стипендия, разгружал вагоны, каждое лето – в стройотряде. Знаете, сколько там студенты заколачивали? Иной раз по паре-тройке тысяч рублей за лето. Советских рублей!
– А почему все-таки юриспруденция? – спрашиваю собеседника.
– Не знаю, наверное, мечта такая была. Я побывал на разных рабочих должностях, в том числе на мясокомбинате обвальщиком. Потом фундаметчиком; вот этот микрорайон, 101-й, пятиэтажки, я закладывал; на Пионерской дома я тоже строил. Водопроводы первые в городе проводил, которые работают еще. Я умею копать, умею и не копать (смеется), умею кидать землю, песок, умею чеканить, заделывать швы, плотницкие премудрости освоил.
Но это было до универа. На последнем курсе учебы – стажировка в богом забытом райцентре.
– Увидел Яшкуль в первый раз в 1976 году и содрогнулся. Я был в туфлях, галстуке, каком-то плащике. А тут – грязь, беспорядок; я на машине, асфальт доходил только до перекрестка яшкульского и все. Мне до этого все говорили, куда ты едешь, с ума сошел? Но я не привык отступать.
Молодой, красивый, он стал первым парнем на деревне. Еще бы, судья, вершитель судеб, почти что бог. Но жизнь есть жизнь, Евгения угнетала неустроенность бытия, одиночество. Это когда на работе засиживаешься допоздна, а домой идти не хочется. И тут однажды в местном магазине приметил молодую красавицу-калмычку.
Срочно созвал друзей, а также милицейских ребят подключил, и дал установку: узнайте, найдите, может, к кому-то в гости приехала. Белокожая, волосы длинные, красивая, неприступная, шустрая. Они говорят, это, наверное, Катя наша, потому что она у нас быстро ходит и ни на кого не смотрит. Но к ней трудно подход найти, недотрога. Все наши ребята клинья подбивали – бесполезно. Попытайся, может, получится. А работает в магазине, сходи посмотри.
– И он пришел. Меня увидел, успокоился, что не нужно искать, местная, мол, – вспоминает супруга Евгения Эрдниновича Екатерина Бадмаевна. – Стал встречать около магазина, здоровался. Я тоже – здравствуйте, я девочка вежливая. Подружки говорят: «А ты знаешь, кто это такой?» Отвечаю, нет. «Это наш новый судья». Я им – 
какой обходительный, со всеми здоровается. Симпатичный, не ах, конечно, но недурен, солидный, спокойный. Девчонки: «Глядишь ты, с нами не здоровается, только с тобой, да еще с поклоном. К чему бы это?» Посмеялась. Потом в партию меня принимали, в депутаты сватали, мы с ним чаще стали видеться в райкоме, в исполкоме. На любом собрании он всегда вставал, подавал стул, усаживал. А однажды (месяца три уже прошло) явился ко мне на работу, говорит, я за вами давно наблюдаю, хочу поближе познакомиться. Стали чаще встречаться, гуляли, в кино ходили, а через полгода он прислал сватов. Приехали его сестра старшая с мужем, двоюродный брат, все они из Элисты. А главным сватом был Владимир Бадмаевич Шипиев, в то время яшкульский прокурор.
Конечно, меня смущала разница в возрасте, как-никак восемь лет, но родители настояли. Где такого выгодного жениха найдешь в нашей степи? Ну, я и согласилась. С тех пор сорок лет вместе и ничуточки не жалею.
Вообще, на мой взгляд, ключевая фраза, выражающая суть характера Дакинова была сказана им много лет назад в адрес тогда еще молодой Катерины: «Замуж выходи только за меня, потому что я лучше всех, только со мной ты будешь жить хорошо». Во всяком случае, так процитировала Екатерина Бадмаевна.
«Я лучше всех!» Уверенность? Самоуверенность? Скорее всего, первое. Уверенность в себе, уверенность в своих силах, уверенность в справедливости приговоров, выносимых им в адрес подсудимых, и вообще, уверенность по жизни.
С Евгением Эрдниновичем Дакиновым (ударение на втором слоге!) мы знакомы давно. В свое время мне довелось работать пресс-секретарем Верховного суда Калмыкии, то есть в его непосредственном подчинении, и именно он принимал меня на работу. Вечно деловой, вечно занят, вечно в заботах и делах, как, собственно и полагается при такой должности; я даже несколько его побаивался. А на днях встретился у него дома.
Дом, скажу вам, не ахти. Два этажа из старенького силикатного кирпича, без всяких изысков и наворотов. Попервоначалу я даже засомневался: по адресу ли я? Оказалось, да. Ларчик открывался просто. Хозяин строил его собственными руками с привлечением друзей. Он тогда был министром юстиции Калмыкии, но до и после работы пропадал на ударной строке с мастерком, молотком и лопатой.
Да, была у него трехкомнатная квартира, но хотелось быть поближе к земле. Присмотрел как-то недострой, поговорил с хозяйкой и ударили по рукам: она ему неполный первый этаж, он ей – благоустроенную квартиру.
Рассказывает:
– Однажды (как щас помню!) проходит мимо старик, калмык, и спрашивает у людей: «Кто это дом строит?» Ему говорят: «Наш министр юстиции». «Рабы, небось, пашут?» «Да нет, – отвечают ему, – вон он сам, на втором этаже мастерком орудует…»
Откровенно говоря, я, было, засомневался, так как знаю, что дом построить, это сложно, это не то, что раку клешню оторвать. Здесь надо быть мастером на все руки. Евгений Эрднинович развеял мои сомнения, сказав, что всё умеет делать: может и бетонщиком, и каменщиком, и плотником, слесарем-сантехником довелось поработать и даже механиком по обслуживанию и ремонту звукозаписывающей аппаратуры! Конечно, многому научился в студенческом стройотряде. Там, смею уверить, приходилось работать за себя и за того парня и владеть несколькими профессиями.
Правда, на вопрос умеет ли он «заводить углы» (в стройке это высший пилотаж), ответил, что делал не сам, специалиста приглашал. А дальше, как говорится, кирпич на кирпич, гони бабка магарыч. Шутка такая есть.
– Евгений Эрднинович, – вопрошаю я, – вы были судьей, работа интересная, постоянно среди людей, перипетии жизни всегда перед вами, и вдруг – можно сказать, чиновничья должность, министр юстиции. Зачем вам это было?
– Председателем Верховного суда Калмыкии я проработал семнадцать лет. Судьей – тридцать шесть. Всегда считал, что это мое. Однако в 1986-м году первый секретарь обкома КПСС Захаров пригласил меня на беседу. Пришел. Он поднимает трубку, вызывает заведующего орготделом, спрашивает, готовы ли у него документы. Тот кивнул. Мне говорят, послезавтра тебя ждут в ЦК партии. Иосиф Шарапов (помнишь?) передает Захарову пакет, тот его раскрывает и протягивает мне – отдашь это в Москве. Выхода не было, сам знаешь, с партией не поспоришь. Так шесть с половиной лет министром и отслужил.
Зато, гордится он, что первый из калмыков видел в музее Октябрьской революции документы, которые послужили основанием для высылки калмыков. И те, которые поступали в ЦК постоянно, полгода и ежегодно. Аналитические записки по каждой области, с перечислением фамилий. И первый привез сюда указ с факсимиле Сталина, ну и остальных членов политбюро,
У Евгения Эрдниновича двое детей – сын Максим и дочь Елена. В доме уютно, все со вкусом. Главное – детишки мелкие шустрят, внуки то есть. Мало их, считает он, два внука и две внучки. Небольшой дворик ухожен, чист. Фруктовые деревья, виноградник. Я тут же как старый виноградарь попытался развить эту тему, но Евгений Эрднинович пояснил, что это лишь для души. А сорта? Есть хорошие, есть – так себе. Делал когда-то вино, но сейчас забросил это дело. Ель голубая во
дворе – чудо просто, ей уже десять лет – сам посадил, сам ухаживает. Любит рыбалку. Для него важен сам процесс, а также природа, воздух, умиротворение. Когда можно посидеть наедине со своими мыслями, подумать, помечтать. Ведь ему уже без малого семьдесят лет, хотя по виду и не скажешь. Спиртным не увлекается, но когда мы вышли на воздух подышать и он достал пачку сигарет, я с удовольствием составил ему компанию.
– Никак не могу избавиться от этой привычки, – смачно затягиваясь, посетовал Евгений Эрднинович. Я ему искренне посочувствовал, впрочем, как и себе.
Светило солнце, легкий ветерок навевал прохладу. Беседа шла неспешно.
– Чем вы сейчас занимаетесь, как ваш день проходит?
– Да ничем. День складывается, как у всех, за двор почти не выхожу.
– Здоровье не позволяет?
– Почему? Дело не в здоровье, хотя тяжеловато, конечно. На рыбалку с удовольствием съездил бы, не ради рыбы, просто удочку забросить, посидеть.
– А рюмку чаю выпить?
– Крайне редко, разве что один раз в неделю.
– Какой спорт любите по телевизору смотреть, чем увлекаетесь?
– Футбол, нашу сборную тоже. В Сибири играл в хоккей.
– Шайбу из консервной банки делали?
– Нет, из каменного угля.
– Вы по жизни философ.
– Ну, наверное, отчасти.
– Самый запомнившийся процесс?
– В Яшкуле было дело. Дочка с подружкой убила отца. Девочки были свободные, очень, лет по девятнадцать. Это было где-то в начале 80-х. Он был простой бухарик, недоволен, как дочка живет. И однажды пьяному ему положили на грудь камень-ракушечник, и он задохнулся. Вся деревня собралась, я понимал значимость этого дела для людей. Приговор вынес довольно суровый. Одной лет девять, другой – лет семь.
– Вы за высшую меру наказания, расстрел
– Безусловно, да.
…Разговор был долгим и интересным. Я невольно сравнивал Дакинова, под началом которого довелось работать, и Дакинова нынешнего. Ясный ум, грамотное изложение речи, гладко выбрит, относительно подтянут. Все это осталось. Однако годы, чувствуется, берут свое. Что-то неуловимо-необъяснимое накатывает с возрастом на человека. Наверное, да, не наверное, а просто время летит неумолимо. Я пожелал Евгению Эрдниновичу крепкого здоровья, поздравил с настающим 70-летим (14 июля) с пожеланием встретиться на 95-летие калмыцкого суда, которое будет отмечаться в нынешнем году.
Да, спросите вы, почему же «маленький Женя Дакинов никогда в жизни не видел калмыков»? Очень просто: в детдоме, в котором он обитал, не было ни одного зеркала…
Фото Николая Бошева