В конце прошлого года в музей истории буддизма центрального хурула Калмыкии «Золотая обитель Будды Шакьямуни» поступила уникальная коллекция буддийских текстов и культовых предметов. Сотрудники музея, привычные к тому, что довольно часто жители республики приносят в хурул вещи, доставшиеся им в наследство от предков, или найденные по случаю предметы религиозного культа, сразу поняли, что это не простая буддийская атрибутика, а нечто действительно ценное.
Эти вещи, хранившиеся в старом кожаном саквояже, доставшемся в наследство потомкам последнего калмыцкого монаха советского периода Намки Кичикова, по просьбе младшей дочери «заливновского ламы» Эли Белеевой хурулу передал научный сотрудник Национального архива РК Бемб Шантаев. К нему как к знающему человеку она обратилась в надежде разобраться, кому же на самом деле принадлежали реликвии.
История находки действительно интересная. Дело в том, что, по словам Эли Намкаевны, саквояж ей в Элисту прислала старшая сестра Надежда Санжиева. От нее она узнала, что года полтора-два назад какой-то посторонний человек принес и оставил на пороге ее дома в Яшкуле вещи, принадлежавшие какому-то старому монаху, возможно, их отцу.
«Сестра вспомнила, – рассказывает Эля Белеева, – что перед своей смертью в 1985 году отец изъявил желание передать все свои вещи, которыми он пользовался как буддийский священнослужитель, в музей Приозерного (ныне Кетченеровского) района. С этой просьбой родные эмчи обратились к Нине Очировой, работавшей тогда в райкоме партии. Среди тех, кто вместе с ней приезжал за отцовским архивом, по словам Надежды, был мужчина по фамилии Эрендженов. Каким-то образом получилось так, что саквояж с частью вещей из той коллекции, оказался у этого человека, его он все эти годы хранил у себя и только в позапрошлом году нашел сестру, вернул их нашей семье, сказав, что это все, что осталось от отца.
В саквояже были старинные буддийские тексты, обломанные статуэтки бурханов, обереги-мирд, лампадки и другие ритуальные принадлежности. Опознать доподлинно, что из них вещи отца, а что из того, что в разные годы приносили люди, отдавая ему как духовному лицу священные предметы на хранение, мы не можем, не помним таких подробностей».
Поскольку в рассказе дочери Намки Долдушевича была упомянута известная мне Нина Очирова, которая, по-видимому, сыграла немаловажную роль в этой истории, я обратилась к ней за разъяснениями. В телефонном разговоре Нина Горяевна подтвердила, что описанные события действительно имели место. По ее словам, в середине 1980-х годах она, работая в райкоме, занималась также научной работой и заинтересовалась идеей передачи коллекции знаменитого на всю Калмыкию народного целителя в дар местному музею, который при ней начал формироваться.
Когда группа уполномоченных лиц приехала в совхоз «Заливной» (ныне поселок Алцынхута Кетченеровского района), они застали уже совершенно немощного деда Намку. Но ум его пребывал в здравии, и старик осознанно распорядился относительно духовного завещания. Весь его монашеский арсенал приказал собрать в несколько чемоданов, коробки и отдать прибывшим ответственным работникам.
«Еле-еле все это добро поместилось в УАЗик, даже пришлось сидеть, поджав под себя ноги, – поделилась воспоминаниями Очирова. – А еще я в тот майский день увезла подарок от старого ламы: он настоял, чтобы я взяла как оберег для себя его личный «джодва» – отпечатанный золотом на черной бумаге текст буддийского учения. Я долго думала, вправе ли хранить у себя эту вещь, и однажды решила, что все же верну. Такой случай представился, когда меня пригласили на столетнюю годовщину со дня рождения известного далеко за пределами республики человека-легенды, отмечавшуюся на его родине. Там я и передала реликвию сыну Намки Долдушевича. Он еще сказал, что не стоило этого делать, раз это подарок, но мной двигал долг. Впрочем, впоследствии текст священного писания удивительным образом ко мне вернулся».
По словам Очировой, круговорот совершили еще несколько предметов из того ценного груза. Буквально через несколько месяцев к ним вновь обратились Кичиковы с просьбой от деда вернуть чемодан с рукописями. Ему для какого-то важного дела понадобились «ном». Работники музея не посмели отказать умирающему старцу. Таким образом, в музее осталась небольшая часть коллекции, в основном, предметы, что стояли на алтаре у эмчи.
В истории с наследством «заливновского ламы» был также и другой интересный эпизод, утверждает Нина Горяевна. Через несколько лет после его кончины, в конце 1980-х годов, на волне возрождения буддизма в Калмыцкой картинной галерее состоялась первая выставка буддийского искусства, организованная руководителем галереи Иваном Ковалевым. К подготовке экспозиции был привлечен буддийский священнослужитель Ринчен Дагва (Владимир Чуматов), обучившийся в Агинском дацане в Бурятии. Он провел несколько месяцев в селе Советское, работая в районном музее с экспонатами из коллекции Намки Кичикова, чтобы отобрать из них самые интересные для выставки. Делая опись, Владимир Очирович был очень впечатлен увиденным, обнаружив среди этих предметов поистине уникальные рукописные буддийские тексты.
К сожалению, как сложилась дальнейшая судьба коллекции ламы Кичикова, моя собеседница не знает. Не смогла она припомнить и человека, упомянутого дочерью Намки Долдушевича. Возможно, предположила она, в том саквояже, который передали в хурул, находились именно те самые возвращенные «ном». Но как они попали в чужие руки? Ведь, насколько она помнит, назад родственники целителя их не возвращали.
Не пролили света на слова Нины Очировой и свидетельства снохи калмыцкого эмчи. Валентина Кичикова сообщила: в самом деле незадолго до кончины свекра она по его просьбе привезла назад в Заливной стопку «ном», завернутую в платок. Он хотел кое-что почерпнуть оттуда и потом вернуть обратно в музей. Но в суматохе с похоронами об этом позабыли, они так и остались лежать на шифоньере, и вдова лекаря сетовала об этом. Куда «ном» делись после, никто не знает.
«Вообще, наша вина, родственников, в том, что мы с самого начала не сделали опись имущества деда, – сокрушается Валентина Савровна. – Из комнаты, где он принимал людей, вывезли несколько чемоданов, баулов из связанных в узелки простыней, коробок. Также среди вещей была старинная тряпичная икона – танка на всю стену. Помню, когда я однажды наведалась в музей в Кетченерах, там тогда работала женщина русская, и перед ней на полу лежала эта большая танка. Я сделала ей замечание, что это большой грех, что святой образ лежит на полу. Жалко было все это видеть. Семье же от Намки Долдушевича осталось только то, что он лично наказал никому не отдавать и хранить в доме, поскольку это относилось к нашей местности – это «Баруна hурвн шар бурхн» и еще три-четыре бурхана».
Попавшее в распоряжение хурульного музея собрание реликвий из наследства Намки Кичикова оформили в отдельную экспозицию. Под стеклом – лишь небольшая часть вещей из обихода священнослужителя, остальное находится в хранилище. Всего согласно описи передано 57 предметов. По словам администратора центрального хурула «Золотая обитель Будды Шакьямуни» Йонтена-гелюнга, какую-либо материальную ценность эта коллекция не представляет – драгоценных металлов, камней и прочего в ней нет. Она представляет духовную ценность.
«Это живая история калмыцкого буддизма. Перед нами – наглядное представление о том, что наши старые калмыцкие ламы занимались активной религиозной практикой – изучали и самолично переписывали священные тексты, владели знаниями буддийской астрологии и медицины, совершали не только простые каждодневные обряды, но и редкие тантрические ритуалы, опираясь на первоисточники передачи тантрических учений», – говорит Йонтен-лама.
В частности, о Намке Кичикове известно, что он являлся одним из первых выпускников высшей буддийской школы калмыцкого монастыря Цанит Чееря, открытом в 1907 году ламой Агван Дорджиевым. После десяти лет обучения в Чееря-хуруле был направлен для дальнейшей учебы в Тибет, там поступил одновременно на два факультета и впоследствии получил дипломы доктора народной медицины и астролога. Он изучал методы и приемы лечения, растительный мир степи, готовил лекарственные препараты, совершал ритуалы, основанные на священных буддийских текстах и мантрах, призванных устранять препятствия на пути к исцелению. И даже когда вынужден был снять с себя монашеский сан, в годы гонений на религию, пройдя Сибирь, остался верен буддизму – тайком читал молитвы и лечил людей.
По словам заведующего музеем истории буддизма центрального хурула Баатра Зулаева, большинство текстов из найденного архива – на тибетском языке, также есть несколько трактатов на тодо бичг – это «Алтн герл» («Сутра золотистого цвета») и «Дордж джодва» («Алмазная сутра»). Джодва завернуты в несколько слоев ткани, поверх некоторых выложены в виде обложки дощечки, чтобы листы не истрепались. Тексты как рукописные, представляющие образец высокой каллиграфии, которой, по всей видимости, владел Намка Кичиков, так и изготовленные на ксилографе. Среди найденных бумаг встречаются и листы из советских школьных тетрадей в линию с таблицами астрологических вычислений.
Помимо текстов в саквояже лежали мирд – матрицы для цаца, раковина, тренога для мандалы, лампадки. Причем, некоторые из емкостей, которыми пользовался священнослужитель, сделаны из подручных материалов, например, из велосипедного звонка или будильника. Это говорит о том, что владелец пытался всеми доступными способами создать для себя условия для отправления обрядов, каждодневной буддийской практики.
«По всем этим признакам можно судить, что большинство вещей принадлежали, скорее всего, самому Намке Кичикову. Потому что если бы это было собрание разных священнослужителей, то было бы больше повторяющихся предметов. Наибольший интерес, конечно, вызывают старые, потрепанные временем «ном», датировка которых – приблизительно начало 19 века. Интересно, как к нему попали эти тексты, ведь в то время калмыцкие ламы уже не могли часто ездить в Тибет. Это нам еще предстоит изучить. Поэтому, несомненно, данная коллекция уникальна», – отметил Баатр Бугланович.
За комментарием относительно культурологического анализа реликвий из коллекции Намки Кичикова я обратилась к известному калмыцкому исследователю тибетских и монгольских древностей Геннадию Корнееву. По просьбе администрации хурула он проводил лингвистическую экспертизу буддийских текстов – их примерно около двадцати.
«Несомненно, находка в целом – как буддийские тексты, так и ритуальные предметы представляет большую культурную ценность. И дело не в том, насколько они древние. Происхождение большинства предметов датируется приблизительное рубежом 19-20 веков, то есть им далеко до артефактов, к примеру, периода Джунгарского ханства. Значение этой коллекции заключается в другом.
Когда в 1771 году большая часть калмыков во главе с Убуши-ханом ушла с берегов Волги, они унесли с собой почти все религиозную атрибутику. Ввиду ужесточившей миграционной политики царской России связи с Азией стали уже невозможными, и оставшаяся часть ойратских племен могла отправлять религиозные потребности исходя из того, что у них было. Поэтому все предметы сакрального значения, что существовали в бытность Калмыцкого ханства, стали редкими. Все серьезные философские труды хранились в хурулах. Когда пришла советская власть, храмы вместе со священнослужителями, носителями знаний, были уничтожены, библиотечный фонд сожжен или частично вывезен. Поэтому то немногое, что удалось сберечь нашим старым гелюнгам, в том числе Намке Кичикову, является бесценным наследием», – утверждает Геннадий Корнеев.
По его словам, представленные в собрании книги – в основном, рукописи, отпечатанных ксилографическим способом буквально единицы. Тексты на тибетском языке написаны своеобразным почерком. Если сравнивать, как писали тибетцы, буряты, монголы и калмыки, то можно заметить у каждого из них свои особенности написания букв. Калмыцкие монахи за время изоляции от внешнего буддийского мира разучились писать классически, каноны каллиграфии выхолостились, и появились какие-то локальные особенности письма.
Большинство обнаруженных рукописей написаны птичьим пером, при котором в изгибах варьируется толщина букв, и по этому признаку они отличаются железного пера, дающего более тонкое письмо. Последние тоже присутствуют. Относительно бумаги рукописей можно сказать, что это точно не тибетская бумага – та очень толстая, почти как картон, состоит из множества слоев, и не китайская, которая намного тоньше и более однородная, мягкая, но для религиозных текстов кочевого народа не годилась. Буддисты-ойраты, придя в Россию и даже еще до откочевки из Джунгарии, использовали русскую бумагу, потому что ее было ближе везти. Как правило, закупали бумагу фабрики Сумкиных, у которой было несколько филиалов. Все ойратские тексты Монголии написаны на этой бумаге. Более современные изготовлены с помощью бумаги, которую покупали в Царицыне или в Самаре – у нее такой же темноватый оттенок, но она меньшей плотности и стоила дешевле. Именно на такой бумаге написаны тексты из кичиковского саквояжа.
«Еще очень интересный момент – это линия преемственности учения, – продолжает исследователь. – Сегодня среди мирян и даже из уст некоторых ортодоксальных буддистов часто приходится слышать мол, в последние годы происходит тибетизация буддизма в Калмыкии, это не наша традиция, у нас раньше было другое. Однако тексты из обретенной коллекции как раз подтверждают обратное. Среди них мне особенно запомнился один – он называется «Краткая визуализация Калачакра-тантры». Кстати, в очень хорошем состоянии, несмотря на то, что по нему видно – эта рукопись была в ежедневной практике монаха, которому она принадлежала, ибо тантрические тексты они обязаны читать ежедневно, чтобы не нарушать связи с божеством, которое визуализируют.
Данный факт наводит на мысль: преемственность Калчакра-тантры у калмыцких монахов была и сохранялась даже в годы гонений на религию. И коль скоро они практиковали Калачакру – одну из самых элитарных, сложных тантр буддизма, то, наверное, это то же самое, что у нас было раньше. Значит, мы имели тот же самый буддизм, который принесли сюда тибетские учителя и сегодня помогают нам возродить исконно принадлежавшее нам. Обнаружение среди вещей Намки Кичикова Калачакра-тантры прямо свидетельствует об этом. Лично для меня и для многих сотрудников, монахов хурула это стало настоящим открытием».
Эту же мысль выразил и Йонтен-гелюнг в заключение нашей беседы, которая проходила в окружении уникальных экспонатов музея истории буддизма. Пользуясь случаем, священнослужитель попросил разрешения обратиться к многочисленной читательской аудитории интернет-газеты с призывом о поддержке просветительских проектов центрального хурула и в целом его работы, направленной на сохранение традиционной религии калмыков и важной составляющей нашей культуры – калмыцкого языка.
«Если у кого-то есть дома старые тексты, про которые они не знают, что это такое, какую ценность и значение они представляют, пожалуйста, принесите их в хурул, чтобы показать ламам. Разумеется, с возвратом. Возможно, среди них есть те, которые мы не можем найти, например, переводы, текстов Зая-Пандиты. Считается, что Зая-Пандита перевел чуть больше 180 текстов с тибетского на тодо бичиг. Сегодня в мире найдено чуть больше ста из них, остальные монголы не могут найти. Возможно, что-то сохранилось у нас, потому что Зая-Пандита посещал и территорию Калмыкии и тогда наши монахи имели возможность познакомиться с его переводными трудами, переписать эти тексты для себя.
В некоторых семьях хранятся древние тексты, они держат их у себя на алтаре и не хотят никому показывать, считая это оберегом своей семьи. Это правильно. Но вместе с тем эти реликвии представляют большую духовную ценность, также в образовательном плане. Потому что традиция переводов текстов Зая-Пандиты на ойратский тодо бичиг уникальна – он основал свою методику, которая позволяла исчерпывающе донести все знания о буддизме, чтобы все ойраты могли изучать эти тексты».
Как отметил Йонтен-гелюнг, основная часть наследия Зая-Пандиты хранится в Монголии, но в результате установившихся контактов калмыцких ученых с коллегами из Монголии, в частности, профессором Надмидом Сухбаатаром, дервюдом по происхождению, который возглавляет общественную организацию «Тод номын гэрэл», достигнута договоренность о сотрудничестве в вопросе перевода первоисточников Зая-Пандиты на кириллицу – на калмыцкий и русский языки.
«Когда эти тексты станут доступными для широкого круга людей, я думаю, это будет еще одним толчком для изучения калмыками своей религии, буддийского учения. Потому что на своем родном языке услышать учение и суметь прочитать буддийский текст для калмыков ближе и понятнее, чем, может быть, на русском и тибетском, которым владеют единицы. Это один момент.
Второй момент – приобщение к этим знаниям станет подспорьем для изучения родного языка, потому что людям, желающим глубоко и широко изучить буддизм, дается выбор – освоить бали, санскрит, тибетский, китайский или калмыцкий. Поскольку исторически сложилось, что только на этих языках существуют первоисточники буддизма, только они могут полностью объяснить всю глубину буддийского учения. Что выберет калмык? Естественно, калмыцкий, потому что для него это самый легкий путь изучить самые главные буддийские тексты в оригинале».
Фото Николая Бошева